Рихард эль Бельфагор был человек яркого ума, солидного достатка, высокой должности, изрядных талантов и изящных манер, и впридачу к этим достоинствам даже недурен собою, насколько это вообще применимо к представителю мужеского пола, посему среди сколько-нибудь значимых лиц Клематиса слыл известным светским львом и доблестным офицером. В 762 году он отправился бороться за правое дело против узурпации и ложной веры. Муж же матери ее был ничтожнейшим созданием, пьяницей, фанатиком, дураком, предателем короны и дезертиром. В 762 году он совершенно лишился рассудка, бросил жену и малолетнюю дочь и бежал из Клематиса, не то в Регинлейв, к своим обожаемым алтарям и идолищам, не то в Аргалию, к своим старым дружкам-солдафонам. Когда Алессия осознала, что это был один и тот же человек, это уже не имело никакого значения.
Так или иначе, в 762 году жизнь Кибелы эль Бельфагор дала крутой поворот и резво покатилась под откос, громыхая и разваливаясь на ходу. Собственным капиталом Кибелы были полная золотых побрякушек шкатулка, десятков пять нарядов, среднего достоинства родословная, талант спускать значительные суммы за незначительное время и слабая тень былой красоты на тридцатипятилетнем лице. Капиталом ее опального мужа были только два поместья и несколько сотен тысяч аир, но почему-то этих мелочей Кибеле стало сильно недоставать для собственного счастья.
Тяжело женское горе, но, по счастию, всегда непродолжительно. Ругалась-собачилась она с муженьком перед отъездом – а этот мерзавец и ей, Кибеле, предлагал с ним ехать из Клематиса в какую-то деревню и жить в грязи среди смердов, плакала-проклинала его день еще, а после заняла денег, арендовала особняк, и явилась в свет с прежней своей невозмутимостью. И все бы шло путем, будь она помоложе или познатнее, или умей хоть чего-нибудь, кроме как прямо ходить и красиво молчать. Но время шло, а долги росли. Алессия помнит, что сперва переменился особняк – стал вдруг тесным и тусклым, после поубавилось прислуги и остались наконец только нянька, кухарка и камеристка, а мать улыбалась все реже и одевалась все скромнее. Обычно она говорила дочери:
-- Я занята, ступай к няне.
«Верно, впрямь занята» -- думала девочка, наблюдая, как мать педантично расчесывает перед зеркалом свои роскошные волосы, последнее природное украшение стареющей женщины. Она всегда говорила ей, как важно женщине хорошо выглядеть, правильно держаться, красиво говорить, либо молчать, что это отличает их от грязной мужской породы. Алессия всегда была внимательна к редким урокам матери.Когда же шла она к няньке, вниманием ее овладеть было решительно невозможно. Алессия как-то чувствовала, что эта женщина ниже ее по рождению, что она ее матери как собака, когда она, Алессия, как дочь. Убедить ее слушаться было невозможно, а наказывать нянька не решалась. Алессия уходила от нее, едва ей становилось скучно, и бродила по особняку, примеряя материны наряды и наблюдая за суетливой работой слуг. С другими детьми она не зналась, да и не желала этого, в пределах дома было комфортно, а никого кроме матери она знать не желала и не считала за ровню. Ее выучили читать, но книги про веру и валькирий, что остались от отца, были ужасно скучны, а своих книг Кибела не имела.
Займы, наследство, залоги имущества позволили Кибеле дожить до семилетия дочери. Через месяц она тяжело занемогла и, после долгой болезни скончалась. И окончить бы Алессии свою жизнь на улице, кабы старый знакомый отца не сжалился над сиротой и не определил ее к Рихардовой тетке под опеку. Когда он привел ее к какому-то каменному бараку и препоручил в руки дурно пахнущей старушенции, Алессия решила, что мужлан вздумал шутить над нею. Она закрыла глаза и сильно ущипнула себя, надеясь, что это наваждение сейчас пройдет, и все последние события окажутся только дурным сном.
-- Что встала? Поздоровалась бы хоть, а еще манерам учили…Ну, леди Энния, вот и она, внучатая ваша племянница. Счастливо!
***
В первые месяцы Алессии казалось, будто ее продали в рабство. Никакой прислуги. Тесная каморка вместо светлых залов. Старуха гоняет ее часами: помой, подай, принеси, а после – донимает нравоучениями.
-- Вот так-то без труда не проживешь, и без науки тоже…
В свободное время Алессия учится счету и иным простым премудростям, что раздражает ее почти так же, как выполнение забот, что приличны только смердам.
-- Ненавижу тебя! Мама никогда меня не заставляла! Дура! – в сердцах кричит Алессия, а на глазах уж слезы.
-- Я-то дура?
-- Ты, ты! Ничего ты не знаешь! Ты в бараке живешь! Мама при дворе была, а ты… -- Алессия не придумала еще, что сказать мерзкой старушенции, и замолчала.
-- Эка невидаль – при дворе! Чего я там не знаю, -- старуха подошла к комоду, вытащила из его недр портрет без рамки, сдула пыль и сунула ветхий холст Алессии. На старой, но отлично качества картине – изящная светловолосая дама, вокруг кавалеры и другие знатные леди, но она – всех их роскошней, всех красивей, и черты лица ее поразительно напоминают Эннию, и совсем немного – саму Алессию.
-- Вот, я какая была! А ты говоришь – дура. Побольше твоей матери покойной я в свете видывала, а уж чего другого в жизни поняла и узнала – того совсем не счесть.
С тех пор Алессия крепко зауважала бабку. Ленность ее никуда не делась, но больше она старухе не перечила, и с удовольствием уже слушала не только ее наставления, но и другие истории. Порой – отменно странные, и она всегда просила никому о них не рассказывать.
-- Бабушка, а какая твоя фамилия?
-- Фамилия? На что она мне, -- старуха отмахивается, но Алессия не остает.
-- У всех есть фамилия! Замужем же ты была, правда?
-- Была… недолго. Вот почему: явился как-то в дом наш молодец, статный, красавец, а муж в отлучке. Тогда и я молода совсем была. И так он, мне понравился, с первой самой секунды, что я его и приняла, по-женски то-есть, разуметь должна уже. Сама потом не знала, что нашло. И вернулся муж, и видит нас вдвоем в самый компрометирующий момент, аж побагровел весь. Бросился было на него со шпагой, да куда ему, толстяку, молодец тот его с лестницы пинками спустил. А потом подмигнул мне – и девицей обратился, да такой красоты, что и мне не снилось. А потом я их вдвоем с мужем бышим моим видала… Нескоро поняла я, что это было.
-- Ух ты! А что было?
-- А то от Гонзо было. Слушай, я расскажу…
-- Бабушка, а бабушка!
-- Чего тебе?
-- А расскажи еще что-нибудь. Про Аретерию. Зачем ей все молятся?
-- Ну хорошо. Много-много лет назад…
--… а зачем молятся – не знаю. Я не молюсь, и тебя не наущаю. Глупость это, молиться, лоб разобьешь, а проку не станет. Право, даже императрице, как сейчас стали делать, молиться не так глупо – она, может, за молитву хоть одарит. Да что наша императрица – смех! Вот расскажу я тебе о императрице Карии – вот перед кем в молитве расстилались, кому сапог целовали – и не просто так делали…
Алессия крутилась в домашних заботах с утра до вечера, и все же успевала подмечать, что дела в этом доме спорятся странно и будто бы слишком хорошо. Старуха ничем будто бы не занималась, родни не имела, однако денег ей всегда хватало. Раз, Алессия нашла шкатулку, где нния хранила сбережения и обнаружила ее совершенно пустой, а на следующий день – полной денег. Всего удивительней было то, как Энния обращалась с огнем. Однажды, Алессия застала старуху за разведением огня в камине. Без огнива и без спичек. Огромное полено просто вспыхнуло за секунду, будто по собственному желанию.
-- Как это ты с огнем делаешь, бабушка.
-- С огнем? Это у нас фамильное. Мать моя великая этих дел была мастерица, куда мне до нее! Всегда говорила, что это родовое, что огонь сердцем надо чувствовать, а я – не чувствовала. Так, умею понемногу… --старуха притворно вздохнула, и вдруг, искоса взглянув на стоящий радом тяжелый канделябр, вмиг обратила его в лужицу раскаленного металла. По счастью, плиточному полу это повредило относительно несильно. – Будешь хорошо себя вести – научу. Ну а будешь плохо…
Энния хитро посмотрела на Алессию. Намек последняя поняла быстро, и дом в тот день сиял чистотой. Как и все последующие.
В возрасте десяти лет, Алессии было объявлено так:
-- Не медаль ты, девочка, чтобы вечно у меня на шее висеть. Пора тебе работать, ремеслу учиться.
-- Работать? Но я… как же…
-- Что – как же? – грубо оборвала Энния. – Вот я помру – а у тебя жизнь впереди. Как жить-то будешь?
-- Я замуж пойду!
-- Замуж? Эка блажь! Кто тебя, бесприданницу безродную, замуж-то возьмет? И вотще… измельчал мужчина нынче. Раньше ходили все важными, золотом осыпали, замуж зазывали, выйдешь за такого – век в масле катаешься! Как пошла Лукреция у трона ошиваться, так с каждым годом кошельки мужчинские все тоньше, чины все ниже – нет, с такими не проживешь. Надобно девочка, токмо на себя нынче полагаться, слова мои запомни. Ты не пужайся так, место хорошее, уж тебе-то понравится.
Алессия запомнила. И место впрямь оказалось хорошее. "Блестящие Цвета" были миром богатства, красоты, роскоши – миром ее мечты. Хозяйка быстро оценила сметливость и прилежание своей юной помощницы, а те копейки, что получала последняя за свою скромную помощь, немедленно превращались в новую прибыль для магазина – в доме Эннии никогда не было ни в чем недостатка, а украшения и наряды были первой страстью Алессии.
Второй страстью девочки, неожиданно для нее самой, стали книги. Энния все чае отказывала ей в рассказе, и тогда отправляла Алессию за чтение. Старуха держала солидную библиотеку, но книги подопечной определяла всегда сама. Сперва Алессия читала о истории Аирисуфира, потом – о хеккелийских царях. Она быстро осваивала информацию, любознательность ее росла и ей хотелось изучать более тонкие материи, но бабка пока отказывала ей в интересном предмете, а книжные стеллажи всегда запирались на ключ.
Время текло быстро. Несколько часов в магазине – и домой, с головою в книжный омут. Алессия любила роскошь и красоту улиц Клематиса, а вот людей – не слишком. Тем более теперь, когда из каждого второго закоулка вслед ей шептали: «ведьмина дочь… старуха небось от черта ее родила». Конечно, мнение всякого сброда ее не беспокоило, но стремлению к человеческому общению, пусть даже со сверстницами, точно не способствовало. Так Алессии стукнуло двенадцать лет, и Сесилия вдруг объявила ей, что намерена покинуть Клематис.
Алессия была потрясена. Она очень уважала свою наставницу, ее внешность и манеры были очень симпатичны Алессии и напоминали о матери, а ее прагматичность и деловая хватка совершенно гармонировали с теми принципами, что прививала бабка. И вдруг – такая глупость, покинуть блеск Клематиса и отправиться в какой-то медвежий угол вслед за мужем-идиотом. Действительно, мужики до добра не доведут. Дома Алессия тоже не нашла понимания.
-- Ты чего приуныла? Вот тебе и шанс. Мир посмотришь, людей увидишь. Да и при Сесилии тебе самое место, сама говорила. Вот сейчас же к ней ступай, и скажи, что едешь с нею. – старуха хлопнула дверью перед ее носом.
Так и пришлось Алессии покинуть родной город и отправиться в Бальдр, в эту деревню, населенную по большей части всяким сбродом и мужланами. В дорогу бабка выдала, наконец, предмет давних мечтаний Алессии – несколько очень занимательных трактатов и склянку с неизвестным зельем -- "на крайний случай".
-- Хотела подождать, пока подрастешь, да видно, не судьба… Никому не показывай. Лучше вовсе сожги, как прочтешь и поймешь. Слушай хозяйку, не твори глупостей. Счастливо, -- было последним напутствием от бабки.
* * *
Алессия живет в Бальдре уже без малого десяток лет и все так же помогает Сесилии с магазином, теперь она работает над ювелирными изделиями. Барон, добрая душа, взял над нею шефство – странный какой-то пунктик у него, но, наверное, тут так принято. Как и было сказано, она давно сожгла свои книги, и уже долгое время ее терзает какая-то мертвая, вязкая скука. После Клематиса, Бальдр все так же кажется ей сродни высохшей топи – мертвый и слегка смердит. Возможно, надо что-то менять в жизни, но менять свою жизнь Алессия не умеет, и просто ждет, пока она изменится сама.
Алессия Бельфагор
Происхождение: Аирисуфир, декабрь 758
Убеждение: Демонология
Наставник: Сесилия фон Мариендорф
Навыки:
Токсичность
Пассивное умение. Заклинания пиромантии наносят 100% дополнительного урона деревом; атаки в ближнем или дальнем бою наносят 50% дополнительного урона деревом. Атаки и заклинания персонажа вызывают ожог и яд.
Ювелир - бесплатно.
Персонаж способен изготавливать ювелирные изделия при наличии у него необходимых материалов.
Сбережения
+500 серберийских селик на старте.
Инвентарь: элегантная одежда, сбережения, эликсир
Вложение 65189
Часовой пояс GMT +4, время: