Варвара Угрев, бывшая Беллринг, хлопнула дверью, входя в комнату, -- достаточно громко и резко по своим меркам, но при этом в рамках армейских приличий. Настроение было хуже некуда, как и всегда при столкновении с явной несправедливостью.

Её Родина, эта прекрасная, практически идеальная, если бы не местами излишняя строгость страна, эта Рефитея, оказалось, тоже имела свои проблемы и колкости. И одна из этих проблем только что унизила её, снова. Дурак, женоненавистник, мужлан -- генерал Просвещенский удостаивался в её голове самых нелестных эпитетов. Её огромный вклад в той битве был всем очевиден, её тактический манёвр, предложенный в штабе перед боем и в итоге принятый, помог всем им существенно снизить потери до минимальных, личный вклад её и её подразделений же был всё равно что могучий штромовой ветер, сметающий листья.

Конечно, совсем не за лёгкой жизнью возвращалась Варя тогда на Родину. Она прекрасно понимала, что дружба, выстроенная с самой королевой Сакурамории сулит рефитейке мгновенную карьеру на самой верхушке этой далеко не самой незаметной в мировойй политике страны. Вот только это был не её путь. Занятие административной работой не было невозможным, но подразумевало бы постоянные головные боли помноженные на бесконечную скуку человека, который всю жизнь более всего интересовался войной. Военная стезя же была куда более интересна в стране, которая сражалась против сильнейших существ и противников, которые в принципе могли быть предоставлены этим и без того довольно кровожадным миром. Чем прозябать в сакураморийском штабе, ожидая, пока на тебя нападут какие-нибудь неотёсанные пираты из Левии, или даже суперлюди из аоками, чьё могущество компенсируется узколобостью... Куда как интереснее скрестить оружие с фантастическими автоматами Бастиона, или искупать его в пламени драконов Лунира, ну или померяться силой с превосходящими во много раз во всём людей тварями из Серханта. Последний фронт и был в конце концов выбран по многим причинам.

Очевидно, в Рефитее были и свои военные академии, которые, наверное, могли бы поспорить со знаменитым НАИЛС -- помимо опасности не пережить очередной бой офицерская служба Вари и её продвижение вверх были затруднены, таким образом, конкуренцией. Но это лишь добавляло ей жизни остроты, и делало её более умелой и сильной, чем когда-либо, заставляя каждый день выкладываться на максимум. Вряд ли ей бы удалось достигнуть подобного уровня в Сакурамории, которая бы её изнежила отсутствием вызовов. Несмотря на всё это, начало у Варвары было многообещающим, она быстро получала награды и чины, но лишь до поры до времени, пока на выскочку не обратил внимание упомянутый генерал -- и с тех пор по непонятной причине продвигался по службе почти исключительно Олег, как будто бы заслуги супруги автоматически вменялись ему. При этом, как было сказано ранее, на совещаниях нередко принимались варины идеи, но в конечном итоге за них не награждали, будто сакураморийка была не при чём...

Ах да, двойное гражданство -- ещё одна предположительная причина, почему так происходило.

Их совместная с Олегом супружеская жизнь, наступившая после выпуска, конечно, помогала бороться с этим и другими стрессами, но с ней всё было не идеально гладко: зависть несколько подтачивала в данный момент их отношения, да и трудность телесной близости, когда армейские условия к этому не располагают и не поощряют, накладывала отпечаток. И всё же так было проще, чем одной, без никакой моральной поддержки, намного проще.

У Варвары был и ещё один конкурент, некий Пётр Просвещенский, явно родственник генерала, поднявшийся недавно до майора и явно метивший выше. Существо ленивое, и ни на что не способное ни в бою, ни в тактике, по мнению Вари, уступать ему хоть в чём-то в этой гонке исключительно по причине протекции было особенно позорно. Одной из формой сореванования Петра и Варвары была гонка за разведданные о расположении и передвижении вражеских войск. Там, где Варя выходила в разведку сама, или по крайней мере была на пульсе своих разведывательных отрядов, находясь недалеко, её конкурент Просвещенский младший любил рассчитывать на информаторов, ничего потом за ними не проверяя, а один раз и вовсе был уличён в краже почти готовой карты у Вари. В итоге работа Петра Просвещенского стабильно была хуже качеством, но при этом стабильно раньше оказывалась на генеральском столе, что в бою не сулило никому из них ничего хорошего (но для карьеры кое-кого, разумеется, было просто замечательно).

"Ну ничего, этот раз будет последним," -- сказала себе Варя. Подготовка к прорыву шла полным чередом, и изучение окрестностей вражеской крепости со сложным рельефом и множеством мест для внезапного нападения или укрепления представляло из себя настоящий вызов. Вызов, от эффективности выполнения которого, зависела вся операция, тут не было углов, которые можно было сгладить. Но после сегодняшнего очередного неоправданного наезда на свою личность со стороны генерала Варвара решила, что ей этого недостаточно, и стоит гарантировать себе преимущество. Её мозг, заточенный на поиск слабых мест противника, и подбору против него идеальной тактики, заработал в необычном направлении, и женщина стала от руки рисовать карту местности -- ложную карту. Настоящая уже давно была составлена, но эта была другой: тщательно выверялись места для вражеских войск и укреплений, которые казались разумными, но не могли быть дальше от реальности. При этом знающий настоящую карту мог быть уверен: рассчитывая на фейковый план, военачальник непременно загонит себя и пол-армии в могилу.

Это не была месть или реализация каких-то негативных желаний, просто холодный расчёт, совмещённый с чувством справедливости. Если Пётр будет настолько некомпетентен, что примет от одного из своих информаторов (Варя даже знала, какого) фейковую карту... Если генерал в очередной раз не поверит своей хорошо зарекомендовавшей себя подчинённой, которая будет со всеми агрументами, а затем, если надо, и с эмоциями, доказывать свою правоту... Только в этом случае двойного проявления людской глупости и порочности последует заслуженное воздаяние, такие люди -- всё равно что враги, и лучше от них избавиться, пока не поздно, и они не натворили ещё больше дел.

Удовлетворившись своей работой, Варвара долго смотрела на неё, убеждаясь, что так предполагаемое место генеральского штаба, в котором будут отсиживаться Просвещенские, практически наверняка окажется под ударом. И заодно соображая, как ей самой и Олегу в итоге победить в сражении. Будет, конечно, непросто, много наших погибнет, но награда того стоит...

Стоит же?

Нахмурив брови, и немного поколебавшись, сакураморийка резко распахнула печку и бросила туда псевдокарту. Подумать только, она только что чуть не запачка свои руки из-за какой-то ерунды! Да пропади они пропадом, все эти Просвещенские вместе взятые!

И они действительно пропали, в первом же сражении, без какой-либо вариной помощи. Перед ним Пётр принёс в штаб будто бы точную копию вариной ложной карты... Очевидно, не она одна думала таким образом, но и противник на этот раз не поскупился на возможность дезинфомации. Следующим же императорским приказом проявившую героизм и необычную подготовку в сражении женщину резко повысили в звании.

***

Меттис был хорошим городом. Чистым, опрятным, свежим в этот весенний день... Пока ещё не самым богатым, не до конца пережившим разрушения при штурме в войне, но тут и там была видна активная стройка, которая не просто восстанавливало это место, а превращала его в настоящую богатую крепость, красу и гордость Рефитеи. И не скажешь на первый взгляд, что основными обитателями этого края были нелюди.

Впрочем, викарий был этому не рад. Уж лучше бы Меттис оправдал себя, как пристанище забытых Данте уродов, живущих в грязи и нищете, чем терпеть не только присутствие здесь созданий Риши, но и их спокойную, будто бы людскую жизнь -- как будто они имели на это хоть какое-то право! Удивительно, что они не стонут и не проклинают свою судьбу, когда викарий именно это и делал...

Конечно, эта "ссылка" в далёкий Серхант, а формально -- перевод на новое место -- была заслуженной... Викарий прекрасно понимал, с чем связано решение отца Василия, и отец Василий понимал, что он понимал. Но обиды от этого было не меньше. Пусть викарий и опечалил аббатство, но неужели по старой дружбе совсем нельзя было как-то?.. Если не по дружбе, то хоть по здоровью -- слишком уж стар стал служитель для таких переездов, да и климат северного континента -- это вам не шутки.

Викарий обдумывал всё это, сидя на крыльце храма, и с усталой ненавистью смотря на проходящих мимо уродливых наг, медуз, и кого тут только не шныряло. Увы, это прекрасное сооружение, которое предоставило ему свои тёплые ступеньки, даже не было его храмом -- монастырь викария был всего лишь парой задрипанных деревянных лачуг за пределами города, окружённой покосившимся частоколом. И, поскольку желания заниматься его активным восстановлением и улучшением, не было никакого, то, видимо, эта обстановка с ним надолго.

Докурив дешёвую сигаретку и выкинув бычок в ягель на обочине, викарий встретился взглядом с парочкой гремлинов, постарше и помладше. Примечательно, что маленький гремлёнок держал в руках какое-то ведро. Переглянувшись, парочка резво поспешила к викарию, с каким-то явным активным намерением.

-- Не-не-не, нечего тут, денег нет, -- сразу же предупредил их попытки служитель церкви.
-- Господин хороший, добрый господин, дело вовсе не в этом!
-- Ты что, языка не понимаешь, глупый ты нелюдь...
-- Смотрите, добрый господин, -- гремлин будто не слушал отговорок викария, и не обращал внимания на оскорбления, продолжая во весь свой кривой рот улыбаться. -- Мой сын проходит важное испытание для подмастерья! Простите его стеснительность, добрый господин, но он хороший механик, для своих лет он молодец, мой сын...
-- Здрав-ствуй-те, -- выдавил из себя гремлёнок.
-- Молодец, милый сын. Ты молодец. Он хороший подмастерье, добрый господин, поэтому мы ходим и раздаём его работы. Это в нашей гильдии такое испытание, господин, если ты хочешь стать мастером, то ты должен всех осчастливить своей работой.
-- Я ничего не куплю, у меня нет де...
-- Это не за деньги, хороший господин! Совершенно бесплатно, добрый господин! Если вам что-то надо купить, то это вам в мастерскую, ну а мы просто проходим испытание, поэтому никаких денег, было бы оскорбительно требовать за это...
-- Эээээээ... Мээээ... -- священник понял, что встрял и ему никак не отвязаться от этих назойливых нелюдей, но всё ещё не оставлял попыток вставить слово в непрерывный поток сознания маленького зелёного существа.
-- А теперь я прошу вас, добрый господин, опустите свою руку в это самое ведро... Да нет же, нет, заглядывать внутрь нельзя, хороший господин, я же только что объяснял вам правила! Наудачу! Брать предмет надо наудачу, иначе нельзя, добрый-хороший господин! Ну же, не подглядывайте, засуньте туда руку!
-- Да ты убить меня собрался?!
-- Вы обижаете нас, господин. Хозяйка этого места верно повесит нас на площади, или же навечно запрёт в тёмной темнице, если мы сделаем кому зло, хороший, добрый господин. Так что пожалуйста, не говорите так! Ну же, сделайте, как мы просим, я поклянусь каким вы хотите богом, ничего с вами дурного не будет, я сам проверил все поделки, они все хорошие, добрые механические игрушки.

Викарий сдался. Опасливо, еле-еле пальцами касаясь содержимого ведра он немного пошерудил там и выудил... Нечто. Его церковно-приходского образования однозначно не было достаточно, чтобы определить назначение этого предмета, но он был похож на старый, на соплях еле держащийся, будильник.

-- Вам очень повезло, добрый господин! Я же говорил, что надо наудачу! Удача очень нужна в жизни, хороший господин!
-- Это чё за...
-- Это, наверное, самое лучшее изобретение моего умного сынули, добрый господин! Это компас, указывающий на блинчики!
-- А?
-- Где вы ни были, вот эта вот стрелка -- всегда будет указывать на ближайшее место, где можно поесть горячих, вкусных блинов! Вам очень повезло, господин! Удача благоволит вам, хороший господин! Если поймать линии блинчивой индукции, то они могут послужить для навигации, хотя для этого моему сыну пришлось превратить магнитно-пурурутный материал...
-- Чт...?
-- Но это вам, наверное, неважно, и неинтересно, хороший господин? Пользуйтесь на здоровье, и скажите спасибо моему сыну! Думаю, моему умному сыну понравится похвала, хотя лучшая похвала -- это когда ты и твои изобретения кому-то нужны, да, мой умный сынок? А, и ещё одно, выслушайте ещё одно, господин. Большие скопления оладушек могут нарушить линии блинчиковой индукции, поэтому... Поэтому, близко к оладушкам компас работает плохо. Но это не большая проблема, обычно такого не происходит, хороший господин. Это очень доброе изобретение, вам повезло, господин.

Викарий потерянно сидел на ступеньках с этим странным устройством в руке и не зная, что сказать. Гремлины, улыбающийся во весь рот отец, и тихий, немного стесняющийся, но с умным взглядом, сын, глядели на служителя, ожидая слов благодарности. Наконец, поняв, что они их не дождуться, с лёгкой досадой, парочка нелюдей ушла втюхивать свои механизмы кому-то ещё, и быстро забыли о происшедшем. Они просто радовались своему ремеслу и тому, что приносят кому-то пользу.

В животе заурчало.
-- Дурные гремлины, разожгли во мне апетит всеми этими разговорами...
Викарий заглянул в кошель, откуда выпало несколько жалких монет и две помятые сигареты. Хоть побирайся с таким богатством. Ну а где взять деньги, если до их монастыря на отшибе не одна живая душа не доходит? Сдавшись, служитель встал и направился туда, куда его вела стрелка "компаса" -- обещая себе, что казнит нелюдей по традиции охотников на демонов в тёмном переулке, если (а точнее когда) гремлинское изобретение окажется нерабочим.

Пройдя полтора квартала по направлению, подсказанному компасом, к своему удивлению, викарий скоро почувствовал запах жареного теста, а на следующем повороте увидел его источник -- уличную забегаловку с кучей посетителей. За плитой ловко орудовала нага, в перчатках и повязанных в платок волосах, всё как положено при работе в пищевой промышленности (иначе как промышленностью этот конвеер с блинами назвать было трудно). Священник с подозрительностью ещё раз посмотрел на компас, подёргал его туда-сюда, убеждаясь, что стрелка смотрит именно на максимальное скопление блинов, и, хмыкнув, убрал устройство в чёрную монашескую сумку. Есть в месте, которым заведует нелюдь, совершенно не хотелось, но урчащий желудок был несогласен в данном случае с мнением головы. Взяв кишки в заложники, орган-террорист ясно давал понять, что никуда он монаха с этой улицы не отпустит, пока его требования не будут выполнены.

-- Мне... Ээээ... Мне просто с маслом.
-- Сегодня нам принесли оленьевого мяса, не хотите попробовать с ним блинчик? А... Простите бестолковую, -- по-матерински сказала нага, запоздало поняв, что перед ней монах, и он, может, и не ест мясное. -- Сейчас будет готово... И... Вот, держите.

Расплатившись половиной из имевшихся последних медяков, викарий бесцеремонно, прямо за прилавком, вонзил жёлтые зубы в свой блин, почувствовав, что он, наверное, сто лет не ел такой превосходной пищи. Максимально простой плоский кусок теста, но с этим аппетитным, капающим в рот сливочным маслом, да с этой хрустящей корочкой, скрывающей мягкую сердцевинку... Идеальный уровень подсоленности и несколько листиков укропа, на который не поскупилась хозяйка, эта тёплая еда во рту так замечательно контрастировала с мокрым, прохладным весенним северным ветром... Это было неприятно признавать, но на короткие несколько секунд викарий был наконец-то счастлив.

-- Оленье мясо? Да, конечно, заверните мне с собой, пожалуйста, парочку! И ещё, как обычно, если можно... -- услышал служитель, потихоньку возвращаясь к реальности.
-- Сейчас будет, -- бодро ответила нага, приготовляя заказ из двух мясных и четырёх с ветчиной и сыром блинов. -- Что, муж возвращается из столицы, и вы решили его порадовать?
-- Угу. Всё-то вы подмечаете... В разведку пойти не думали? -- слегка дурашливо нахмурилась на это обладательница первого голоса, которой оказалась весьма высокая, по виду молодая и красивая женщина в шали. За внешней невинностью женщины чувствовалась какая-то скрытая угроза, впрочем, наверняка это ложное чувство, подумалось викарию, ведь женщина была обычной колхозницей. Кстати, это чувство опасности и давления... Где он его уже мог испытывать?

Нага и женщина немного поболтали о том-о сём, и разошлись, спровоцировав по своему уходу перешёптывания за столиками.
-- И как она не боится одна-то ходить? Её, конечно, тут любят, но я слышал, что подполье не стихло...
-- Эээ, брат, ничего-то ты не понимаешь. Во-первых, подполья в городе нет, их всех тут давно прижали. Говорят, кое-кто выжил в приграничной Лапеге, откуда они получают помощь из Старого Серханта.
-- Хаха, ну это ненадолго!
-- Во-вторых, ты вообще знаешь, что она умеет? Говорят, что она превращает своих врагов в жаб! К такой лучше...
-- Ну ты сказок-то не рассказывай, Палыч...
-- Да что ты знаешь?
-- Да @!~*$% это. Но магия у неё и впрямь занятная. Видел я кое-что... Когда в армии ещё был. Может, и издалека, но... Это действительно поражает, -- мужик отхлебнул сидра, и ему примеру последовали остальные за столиком. -- Её излюбленный приём -- копии. Казалось бы, непрактично, ведь хрупкие как яйца бобра. Легонькая стрела какая или тычок копья -- и всё. А вот только к моменту как удаётся их проредить мало кто из вражин выживает. Коса, мать её. Даже смотреть страшно. Красиво, но страшно.
-- А правду говорят, что батёк её великаном был?
-- Опять сказки... Человек она. Хотя и страшный порой. В бою она как будто бы ещё выше становится, притом намного. Тоже магия, небось... -- ещё глоток напитка. -- Великаны от неё просто в ступор впадали... Привыкли, знаешь, что их побеждают пушками всякими, да ещё иногда, знаешь, колья острые по полю наставят... Кто ж в честном бою рискнёт против такого? А эта... И так, и так умеет. И ещё не так умеет. В одном бою несколько великанов друг друга убили ещё до того, как к рефитейским войскам подошли, представляете? Потому и уважают они её, более чем какого другого человека, и боятся... Да вы и сами знаете, один у нас на городских воротах как-никак стоит, а другой у резиденции.
-- Да ты вообще много о ней того... Откуда?
-- Ну яж воевал.
-- Тебя послушать, так она монстр настоящий. Чёт по виду не скажешь...
-- Ага, вот только не монстр такую провинцию как эта просто так у нелюдей не отвоюет, ага. Да и генерала-губернатора за просто так не дают.
-- Ну как, "у нелюдей". Нелюди-то все здесь, хаха!
-- Я всё слышу, мальчики, -- сказала нага у плиты.
-- Не, ну ты-то своя, мы не про тебя, Зилисс!
-- Откуда она вообще такая? Кто-то говорит, что иностранка, а по виду так наша...
-- Ну, она с лафренийского континента. Воспитывалась охотниками на демонов, потом в Сахаромории какой-то училась...
-- Сакурамория вродь.
-- Я не шарю. С королевой там подружилась. Ну и вот она здесь. Замужем, конечно, то-сё... Хотя, говорят, с детьми туго. Один вот родился полгода тому, недошенный, но рефитейская медицина и не таких выхаживала...
-- Здоровье не очень?
-- Не знаю, может, заработалась просто. Госпожа Варвара, женщина она своевольная, положению своему совсем значения не придавала. Постоянно её видели тут и там.

Викария как громом сразило, и он всё вспомнил. Так вот откуда он её знает, неужели генерал Угрев и есть? Поразительно. И как только такая бестолочь...

Служитель бросился прочь от лавки, надеясь ещё раз увидеть высокую женщину с косой за плечами, чтобы подтвердить свои догадки -- но поздно, за время разговора ушла уже далеко. Вместо дальнейшей погони, монах пнул носком камешек и просто пошёл, куда глаза глядят, куда-то по кварталам и затем вдоль набережной горной речки.

Преступно безмятежный город, этот Меттис. Ещё видны в нём проступающие тут и там опасливые взгляды людей на нелюдей и наоборот, но в основном... В основном, в этом пока уютном, но бурно развивающемся городе, слишком чувствовался ветер нового времени. Все, казалось, забывали о прошлом, и жили текущим днём. Сюда стягивались отовсюду, прекрасно понимая, что Меттис был, несмотря на близость к опасному соседу, Старому Серханту, как его сейчас называли, местом безопасным. А кроме этого, всячески поощряющим трудолюбивых, в том числе благодаря местному генерал-губернатору, что добилась от столицы определённых экономических поблажек. В итоге приезжих людей было тут изрядно...

Они приезжали по своей воле, военные и крестьяне, рабочие фабрик и торговцы, горняки и строители... И присоединялись к этому месту, словно к какому-то царству Маны, а не холодному краю, пристанищу чудовищ... Подобное странное единодушие заставляло викария чувствовать себя ещё более брошенным и одиноким.

Служитель уже почти дошёл до края города, где было спокойно и практически безлюдно, и остановился на лавочке передохнуть. Впереди был живописный каменный обрыв, за которым громко шумела вода, и викарию пришло в голову проверить компас. Удивительно, но стрелка уверенно показала в сторону реки.

И всё-таки компас был обманом от коварных гремлинов... Конечно, ни о каких блинах не могло идти здесь и речи, ни эта река, ни камни и лес за ней, ни массивная, внушающая уважение, внешняя городская стена чуть поодаль, не могли быть источником никакой выпечки. Увы, но ложка мёда от того, что нелюди были уличены, перекрывалась бочкой дёгтя от того, что даже это скромное имущество викария, к владению которым он уже привык, оказалось бесполезным хламом. По-хорошему, надо его выбросить прямо куда-нибудь сюда, с обрыва.

Осматриваясь, монах заметил, что в одном месте у обрыва как будто нет ограды, а затем разглядел хорошо спрятавшиеся ступеньки вниз. Пару минут он просто глупо глядел на эту лестницу, и какое-то странное, глупое чувство ожидания чего-то непонятного защемило ему сердце.

Наконец, викарий встал и пошёл к спуску, а дойдя, прошёл и заглянул вниз. Ступеньки спускались к самой реке, и внизу, на последней из них, стоял бумажный пакет, типа тех, что выдавали посетителям блинного ларька. Рядом же стояли Варя и Олег, первая тискала второго, прижав его затылок к своей груди, которая со студенческих времён стала заметно внушительнее. Само собой, протесты Олега против этого занятия не принимались, если они были, и ясно было, что обоим весело.

Каким-то шестым чувством рефитейка заметила, что они больше не одни и ойкнув, и смутившись отпустила мужа из объятий. Слегка недовольно она посмотрела на викария, и служитель понял, что она его узнала...

Викарий сделал Варе привычный жест, означавший "продолжай, не обращай на меня внимания", запоздало поняв, как глупо он выглядел в данной ситуации.

От юности к взрослости