-- Благодарю... - Алессия расплатилась с охранником и спешно отправилась прочь.
Подозрительные взгляды, которых она не могла видеть, жгли ее. Она старалась не смотреть вокруг, слишком живы были воспоминания вчерашнего дня, слишком болезненно красота Миркории напоминала ей о цене ее ошибки, но даже камни, по которым ступала Алессия, казалось, знали о ее уродстве и позоре. Она уходила прочь, куда-то к окраине, не имея конечной цели, она силилась понять как ей жить, хотя выживать. Как бы она ни пыталась скрыть свое уродства, пребывание здесь сколько-нибудь значительное время будет невозможным. Вернуться в Бальдр одна она не может, прочих мест не знает, да и нет таких мест, где ее бы ждали и приняли. Алессия вдруг почувствовала саму себя какой-то ошибкой, новорожденным существом, которое просто выбросили в этот мир и никто, кроме жадного охранника, даже не подозревает о ее существовании. Мерзкое чувство собственного одиночества вместе с чувством беспомощности. Оставалась одна зацепка -- Бальдрский отряд, который должен был взяться за патруль. В лучшем случае, оставшись без огневой поддержки, они примут в отряд подозрительного горбатого колдуна в маске. В худшем -- свяжут и кинут на ковер к графине, но и из этого она выкрутится. Алессия поспешила к окраине восточного леса.
Не таким она себе представляла этот утренний променад. Оказавшись, после этого мучительного пути вне города, Алессия наконец смогла рассмотреть маску в деталях. Не лучшее из изделий, однако: и форма далека от совершенства, и декор простоват и сделан даже не из бронзы, а из латуни -- презренного золота бедняка. Она бы справилась много лучше, но какова бы маска ни была, теперь это ее лицо, может, на всю оставшуюся жизнь. Можно сделать новую маску, но ее лица люди не увидят более никогда. Страшилище, что Алессия, очнувшись, увидела в зеркале, и не было ее лицом. И что за жизнь будет, вечно быть скрытой маской, чем она отличается от жизни вовсе без лица? Придется учиться. Учиться жить без лица, учиться обходиться без привычных связей, учиться этой новой жизни, но Алессия, хоть уже и выучила один урок этим утром, еще не была готова вполне признать новую себя. Признать, что уродливый горбун сегодня и прекрасная девушка вчера -- одно и то же лицо.
От воспоминаний о вчерашней еще жизни на глазах вновь проступили слезы. Воспоминания об этой злополучной ночи будут преследовать ее вечно, но сейчас, переживая все вновь, она открыла в себе новое чувство, которое прежде не замечала в душе, гнев и боль утраты затмили его. Гордость. Образ недовольного Гонзо, с сердитым лицом капризного ребенка и в жалких стрингах, который пришел ее трахнуть, а вынужден был сперва терпеть ее заскоки, потом был унижен и выведен из себя парой фраз, а ушел и вовсе с пустыми руками, был последним воспоминанием из ее прошлой жизни. Может, самым счастливым из всех. Она, смертная, слабая женщина, ремесленница из серберийской глубинки, так решилась себя держать с могущественным демоном. Глупость или смелость то была? Пожалуй, нечто посередине, и имя этому -- гордыня и самонадеянность. Она вполне могла заключить контракт -- чем Гонзо хуже любого другого мужика, в конце концов. Но не поломать хоть немного комедию, не поспорить, не ткнуть демона носом в его идиотские, самонадеянные речи, когда такое зло взяло на этого, невесть зачем взявшегося похотливого бабуина в стрингах -- этого Алессия точно не могла.
Она невольно улыбнулась, но недвижная маска скрыла эту улыбку.
Алессия сидела на опушке весь день, но отряд не пришел. Ночевать она отправилась в южный лес, и каждый день недели повторялся в точности, пока патруль, наконец, не явился.