Ахельсий
От мощного удара хлипкая дверь распахнулась настежь, чуть было не слетев с петель, пропустив толику светла в скудную каморку, куда кубарем вкатилось двое людей в однородных одеяниях. Пару мгновений пролежав неподвижно, один из беглецов наконец тяжело вздохнул, с усилием скинул привалившее его омертвевшее тело второго, поднялся на колени и спешно засеменил к дальней стене помещения. Тусклое свечение просачивающееся снаружи тоже изменило интенсивность, неоднородным повышением яркости напоминая о своем искусственном происхождении и приближающемся источнике. Добравшись до стола заваленного какой-то бумажной рухлядью, незнакомец одним размашистым движением стряхнул верхние ряды старых пыльных книг, пробираясь к запрятанным ценностям.
Вслед за звуками тяжелых сапог дверной проем почти целиком перекрыла фигура здоровяка в железной одежде. В его правой руке удобно лежала рукоять моргенштерна, чье светлое сияние тускло разрывало ночной полумрак. В другой руке воин крепко сжимал простой каплевидный щит, а лица его не было видно за крытым стальным шлемом.
-Сдохни, гнида! -завопил преследуемый, заканчивая колдовать с драгоценным свитком. Из бумажного пергамента показалась крошечная огненная искорка, уже через мгновение обратившаяся в мощный столп пламени, целиком поглотивший рыцаря. Словно отражая нападение огнедышащего дракона, тот успел лишь выставить щит перед собой, заставив пламя ненадолго потерять цельность и разорваться во все стороны с оглушительным треском.
Взрывной волной беглеца отбросило назад, что есть силы впечатав спиной в стену. Кое-как придя в себя, не то от боли, не то от шока он не обратил никакого внимания на объятое пламенем помещение вокруг себя, и лишь бесцельно вцепился глазами в обугленные клочки свитка телепортации, припасенном на случай отступления.
Ахельсий, не в силах смотреть на тлеющие останки дряхлой хибары, виновато опустил глаза. Молчаливо возвышающийся подле него воин в помятых обгоревших кусках брони кое-как стянул с головы остатки шлема, обнажив смуглое широкое лицо с короткой светлой стрижкой, после чего похлопал жреца по плечу.
-Ты сделал правильное дело, брат Ахельсий. Эти люди были грешниками, колдунами и изменниками, что намеревались подорвать целостность нашей веры в этом поселке. И пусть их судьба и жизни не тревожат твой разум, ибо избрав сей тяжелый путь поиска и исправления заблудших во тьме мы должны быть готовы приносить великие жертвы, ради будущего тысяч доверившихся нам людей. Возможно, отдав сегодня жизни этих грешников на священный суд, мы совместно уберегли сотни невинных жизней. Так что подними глаза, брат мой, и с гордостью взгляни и прими за должное свой благочестивый подвиг!
-Да-да... Понимаю. Наверное, вы правы. -речь инквизитора немного приободрила Ахельсия, но в его душе всего еще оставалось место сомнению.
-Я доложу о твоем расследовании Эмею Яхиону. -добавил рыцарь, собираясь уходить. -Думаю, он захочет уделить тебе часть внимания при личной встрече.
-Неужто, сам отец Яхион?.. -от удивления Ахельсий даже позабыл о манерах. -О, то есть, благодарю вас. -повторно склонил он голову в почтительном поклоне.
-Не стоит, брат. Сегодня ты здесь герой. И пусть этот день запомнится тебе на всю жизнь, как день, когда ты собственноручно помог этому миру достичь абсолютной гармонии на чуточку быстрее, а зла в нем осталось на кроху меньше. Да прибудет с тобой Наставница.
-Показать лица! -грубо приказал сиплый мужской голос, после чего с дюжины закованных в кандалы, выстроенных в ряд на коленях людей стянули покрывающие головы тканевые мешки. Кто-то из них устало застонал, кто-то щурясь от утреннего света со страхом оглядывал отряд священнослужителей, с немым укором свысока взирающий на них. Служители Астромерии расступились, пропуская вперед Ахельсия в новой, чистой рясе. Боясь даже взглянуть по сторонам, жрец втянул голову в плечи и с благоговейным ужасом взирал на группу пленников перед собой.
-Кто из них виновен в ужасающих душу грехах перед церковью, Наставницей и Советом Просветленных, брат Ахельсий? -последовал вопрос, которого он так боялся и жаждал одновременно. Вся короткая жизнь пронеслась перед его глазами мимолетным порывом летнего ветерка.
Секунды промедления показались ему бесконечно долгими часами. Попытавшись взять слово, он ощутил, что отчего-то потерял голос. С трудом уняв дрожь, сковавшую руки, жрец одним гигантским усилием разорвал оцепенение и неловко выставил кисть перед собой, теперь одним лишь движением указательного пальца определяя цену человеческой жизни.
-Но, но это какая-то ошибка! Я впервые его вижу, клянусь Наставницей! -в страхе затараторил господин в помятом деловом костюме с жиденькой темной бородкой.
-Ахельсий, приятель, ты наверное меня с кем-то путаешь! Ты же помнишь, я простой лавочник, может это мой непутевый братец в чем-то провинился, а ты просто напутал, а, а?! -заискивающе строил глазки второй.
-Я думал, мы лучшие друзья. -тихо прошептал худощавый парень со свежими следами ушибов на лице и рассеченной губой. Одну неподвижно висящую руку он машинально пощипывал посиневшими, неестественно выгнутыми пальцами второй.
Последний из избранных товарищей по несчастью, седоватый крепкий мужчина средних лет, держал молчание дольше всех. Наконец, вскинув полные ярости очи на жреца, он сквозь зубы процедил "Я растил тебя как родного сына!", затем попытался харкнуть в него, лишь немного задев новые походные сапоги.
Многие сотни и тысячи раз затем он будет прокручивать в голове тот единственный момент, когда наконец решился обратиться за помощью к инквизиции Астромерии. И как бы не была сильна укрепленная годами прилежного служения вера, изредка его душа все же будет предательски стонать, тем самым словно бы ставя под сомнение правильность совершенного им поступка. Выросший в семье стареющего плотника, потерявшего во времена голода жену и родного сына, он без сомнения заменил последнему собственного ребенка. Так ничего толком и не узнав о судьбе своих родных родителей, Ахельсий рано приучился к работе и познал трудности простой жизни, но несмотря на безотказность в помощи и трудолюбие, его добродушие и милосердие со временем привели к определенной отстраненности и отчужденности от простодушных селян с их развлечениями и забавами.
Распространение икигаизма стало для подрастающего мальчика настоящей отдушиной, и возможностью познать близкую для себя идеологию, ставящую во главе желание безвозмездно помогать нуждающимся в тяжкий для них час, и помогая им также обрести частичку душевной чистоты и гармонии. Что же касалось немногочисленных знакомых, конфликты с церковью стали для односельчан лишь еще одним источником хлопот, с которым пусть и мирились на словах, тайно продолжали бояться и презирать, как боится и презирает простой люд все чуждое и непонятное для своего выстроенного крошечного мирка.
"Не может быть добра от чудиков, у которых баба во главе стоит." -часто приговаривал приемный отец Ахельсия. "Бабы до добра не доведут. Иль не помните, что с нашим прошлым королевичем приключилось? То-то и оно."
Ахельсий пытался гневно спорить, но тихие речи юнца никто всерьез не воспринимал. Зато его воспитателя в поселке уважали. Со временем селяне стали помогать противникам распространения церковной власти, за вознаграждение, конечно. Ахельсий знал места встречи и убежища скрывающихся еретиков, а хорошая память помогла мимолетно запечатлеть их имена и лица. Он много раз пытался заговорить с плотником, заменившим ему родного отца, но все было без толку.
"Ты эту ика*уйскую чушь из головы то выбрось. Не дорос еще, чтобы жизнь свою с этими фанатиками связывать. Как-то без них веками прекрасно жили, и сейчас проживем."
После одной из очередных ссор Ахельсий получил хороший подзатыльник. Чуть ли не плача, он вырвался из-за стола и, рывком опрокинув дверь, побежал прочь. До утра старый плотник не смыкал глаз, ожидая возвращения сына. Лишь только заслышав звук приближающихся шагов, он поспешил отворить, прокручивая заготовленную в голове извинительную речь. Но на пороге скромной хибары этим утром его встретил совсем не Ахельсий.
-Ты совершил правильный поступок, сын мой. -сильный, проникающий в душу голос отца Яхиона всегда успокаивал сердце, придавал сил и вдохновения. -Твои родители гордились бы тобой. А этот человек, разве достоин он такого высокого титула? Своими делами, поступками, всем своим существованием он и его подручные очерняли нашу великую церковь, подвергали сомнению все реформы и проекты, что были предприняты для просветления этой страны и ее жителей, и что, без сомнения, помогли многим из них наконец вырваться из мрачных оков греха и невежества. Таким как ты, Ахельсий. Не бойся, сын мой. Теперь церковь станет твоей подлинной семьей. Твоя чистая душа и доброе сердце должны послужить благоденствию и светлому будущему этого мира. Мы поможем тебе укрепить веру и познать истинную сущность заветов Просветленных. И уже вскоре ты сможешь, несомненно, подобно мне помогать тысячам страждущих на посте Эмея. А там, кто знает, быть может даже и ряды Совета будут открыты для тебя...
-Вы правда так считаете, отец Яхион? -воодушевленно вопрошал Ахельсий.
-Конечно, сын мой. Но пойдем. Тебе нет смысла заслушивать приговор этим нечестивым еретикам. Не беспокойся о своем старом доме. Теперь церковь - этой твой дом. И где бы ты ни был, знай, что любой служитель Наставницы будет тебе братом или сестрой, монастырь или храм - родным домом, настоятель - отцом. И ты увидишь, что только таким образом и возможно побеждать зло и изгонять мрак, даруя живущим в этих землях людям истинное счастье, гармонию и процветание.
Происхождение:
Эйлия+4 к очкам навыков;
Персонаж может обучать других тому что знает сам (эквивалент 1 ОН в месяц).
Характеристики:
Сила — 5
Ловкость — 4
Восприятие — 2
Интеллект — 8
Воля — 6 -> 10
Харизма — 5Специализация:Без брони III
Профессия:Жрец III
Религия:Икигаизм (Эксперт)
Перк:
Аффинитет к магии+4 к силе магии
Инвентарь:Ряса священнослужителя, томик с заветами Просветленных, деревянная статуэтка Наставницы, деньги.
буду вяленько поигрывать по самочувствию
Часовой пояс GMT +4, время: