19 апреля брутские мятежники были собраны на городской площади, где имперский маг Шого вызвался казнить их при помощи заклинания “Гравитация”. Из уважения к бывшему генералу, Энгресса Розелит казнила Реальгара Мускари лично и вдали от чужих глаз, снизив страдания последнего до минимума. В этот день со своей жизнью также расстался рядовой Берванг: он не сумел совладать с жестокостью свидетелем и участником которой ему пришлось стать, и выстрелил себе в голову.
У Мии дрожали колени, но это было ерундой по сравнению с той бурей, что она испытывала внутри. Реальгар Мускари, столь твёрдый и решительный, столь сильный, столь преданный... Объявлялся предателем. Для девушки было очевидно, что, будь она на его месте, она тоже не стала бы стрелять по гражданским, как бы враждебны они не были, какие бы лозунги не выдвигали и какое бы мнение командование не имело на этот счёт.
Это была ошибка... Греховная человеческая природа раскрутила это колесо ненависти и взаимного непонимания, что привело к единственно возможному исходу. Но... Но...
Надо было решаться.
Ксеномия потянулась к лямке на оружии, намереваясь сбросить его на землю и твёрдой походкой встать в строй тех, кого казнили. И внезапно застыла в этой позе.
Учитель Мускари всё понимал. Он понимал, что не палач и в гражданских стрелять не будет. Понимал, что командование совершило ошибку. Но понимал также, что не выполнить приказ для него без последствий... Невозможно. За невыполнение приказа, за спасение жизней он расплатился тем единственным, чем мог -- своей жизнью. Зачем? Потому что он любил Рейм. Потому что он хотел, чтобы живые сделали выводы и стали лучше. Потому что он был предан короне до самого конца. Хотел бы он, чтобы Мия сейчас из-за него тоже бросилась на амбразуру? Чтобы Берванг вот так вот застрелился? Нет. Это был последний урок от лучшего в мире учителя, и он означал "делай то, что велит долг, и будь, что будет. Если надо -- неси за это последствия, но делай." В некотором роде даже палачи, и даже Шого, тоже исполняли свой долг, пойманные в ловушку, которое расставило везде вокруг человеческое несовершенство. Хотя Мия и не смогла бы быть на их месте.
Глупо. Глупо считать, что высшие чины, Её Величество надо слушать потому, что они никогда не ошибаются. Они ошибаются, и все ошибаются, и именно поэтому мы им служим. Чтобы вместе становиться лучше. Чтобы ошибки прошлого уходили в прошлое. Хотя это и не будет безболезненно, но эту боль можно преодолеть лишь вместе.
В этот момент Мия горько заплакала, но в её ручонках, сжимающих автомат, внезапно появилась какая-то особая сила, которой не должно было там быть, ещё чуть и казалось, потрескается деревянная ручка. Первая глава камелийской философии была усвоена.
***
После окончания войны Ксеномия просит Её Величество создать новую школу-интернат для детей-сирот и всех, кто нуждается в помощи, так как таких было немало. Дополнительно, вместо того, чтобы мариновать детей вместе с друг другом и своими преподавателями в своём горе, и воспитывать "потеряшек", как Берванг, Эли или Рейла, со специфическим и болезненным взглядом на жизнь, Ксеномия предложила нечто совершенно новое. Эта школа должна была собрать лучших преподавателей и стать элитным учебным заведением, куда по прохождении конкурса могли пройти и не социально-проблемные дети. Нормальные дети смогут научиться состраданию и любви к тем, кто попал в беду, а сироты не будут видеть весь мир за пределами школы враждебным к себе. Хотя, конечно, это потребует от учителей очень серьёзного внимания и усердия.
Когда Мия закончила писать, она потрепала по голове Алика, который сидел рядом и с интересом наблюдал. Ему с мамой пришлось в последнее время весьма перепугаться, так как в последней войне дрейерийские войска промаршировали в опасной близости от родного дома. Если бы не реймийская армия и 606 батальон с Мией, подоспевший на защиту, неизвестно, увидел бы Алонс когда-нибудь ещё свою сестру. Но тем больше была радость воссоединения.
С глазами, наполненными неподдельным восхищением к настоящему герою, он спросил:
-- Мия, а... Мне тоже можно будет туда поступить, да?
-- Ну, я не могу просить Её Величество, чтобы тебя приняли без конкурса, верно? -- девушка улыбнулась, тепло и уверенно, будто бы и не была она никогда трясущейся и плаксивой девчонкой, беспокоящейся из-за того, что не имеет ни в чём успеха. А потом ещё раз потеребила Алика за волосы. -- Так что ты постарайся!
В соседней комнате слышались всхлипы Талии, которая в очередной раз не могла сдержать эмоций от того, что её дочь оказалась героиней Рейма. Она прошла войну, вернулась живой, и её батальон буквально вёл в Рейм связанного и побеждённого грозного канцлера Лариана. Сама же Ксеномия тогда и нанесла последний удар -- шприцом, конечно, чтобы канцлер не умер от ран в битве, что стало небольшой семейной шуткой.
-- Я, конечно, надеюсь и сама принять в этом небольшое участие, Алик. Было бы неплохо... Не преподавать, конечно... Но меня, похоже, принимают в Хегон. А это значит, что будущих учеников я буду искать сама.
-- Мия... Ты очень крутая.
По спине девушки неожиданно пробежали мурашки, и она, как в замедленной съёмке, увидела, что чернильница опрокидывается и заливает письмо густой массой. Ксеномия вздохнула и приложилась лбом ко столу.
-- Ну вот, всё заново писать...
***
А дальше -- работа в Хегоне, среди людей, занимающихся материальной и моральной помощью пострадавшим. Поиск тех самых сирот, ободрить их и отдать в хорошие руки... Мия старалась сотрудничать с айдолами и другими артистами, чтобы устраивать благотворительные концерты (благо была группа "Тюльпан", которая к той же идее пришла сама). Сама Ксеномия периодески могла появиться на сцене и сказать людям какие-то тёплые и ободряющие слова, что всё будет хорошо. В такие моменты робкую девушку было сложно узнать, она действительно научилась быть вдохновляющей, хотя бы изредко и чуть-чуть, но зато тогда, когда было нужнее всего.
Ещё в конце войны к Ксеномии пришло осознание, что свой браслет она использовала неправильно. Особенно это было ясно на фоне проделанной над собой внутренней работы в изучении идей дайкё, но также Мия начала понимать кое-что из энклессийских книжек, что раньше не замечала. Вкупе с загадкой, как такой артефакт, как убивающий владельца или приносящий жуткую боль браслет, мог на протяжении многих поколений использоваться Нериссами, вырисовывалась некая картинка.
До поколения Ксеномии ни один Нерисс не надевал на себя браслет, будучи к этому не готовым. Не потому что сам браслет опасен, а потому... Что он действительно подчёркивает и усиливает то, что у тебя внутри. Если у тебя внутри всё в порядке, ты становишься сильнее, а если нет... То твоя внутрянняя дисгармония и зло внутри тебя усиливается вместе со всем остальным, но так как оно приносит лишь боль твоей душе, то в итоге чувственно в виде боли и выражается. Как то... Так. Короче, надевать на себя эту штуку можно, но только когда ты точно знаешь, что делаешь.
Как бы то ни было, Мия многому научилась, и продолжала учиться до сих пор, усиливая одни свои навыки другими и всерьёз претендуя на звание одной из лучших, а также работая, помогая людям... Однако...
***
Ксеномия шла по лесу и много думала. О своих погибших друзьях, которых она не смогла спасти. Об учителе Мускари, которого казнили. О Камии Юки, который неожиданно оказался мятежником, будучи, казалось бы, слишком большим противником насилия для такого. Вообще, эта война, эти события, происходящие в стране, влияют на людей, на всех по-разному. Кто-то вливается в общий ритм, находит своё место и счастье, а кто-то...
Этих людей удивительно много. Они не могут привыкнуть к возникающему новому укладу. Не могут привыкнуть к тому, что каких-то дорогих им людей больше нет на этом свете. Не могут привыкнуть к тому, что их завоевала другая страна. Не могут привыкнуть к строгим рамках и Кодексу. Что они делают пусть и хорошие вещи, но являются вполне заменяемыми винтиками в этой большой системе. Если они потеряются, рука с отвёрткой просто завинтит кого-то другого на их место и ничего особо не поменяется. Не могут привыкнуть к тому... Что они вернулись с войны, и им больше не надо сражаться и проливать свою кровь, хотя это именно то, что они умеют лучше всего.
-- Что это? -- сквозь деревья Ксеномия увидела какую-то деревяную избу.
"Странно, если это деревня, то на карте её не было... Надо будет сообщить в Хегон, чтобы они проверили на предмет людей."
Когда девушка решила подойти немного ближе, подул ветер и здоровенная ветка, свалившись, больно ударила её по затылку.
-- Кто здесь? -- послышался мужской голос и навстречу Ксеномии вышло несколько людей в военной форме.
-- Ба, ты как здесь оказалась, девочка? -- спросил один из них Ксеномию, которая явно не производила впечатление солдата в своём прогулочном костюмчике. Мия тёрла голову в ушибленном месте и ей как-то не хотелось обращать внимание на этих чудаков. Где-то, на краю сознания "да они же из старой армии Хема... Засели где-то в глубинке и избежали преследования? Из тех, кто собирается ещё поднимать бунт?", а потом... Ну и ладно, какая разница. Просто в очередной раз не повезло. Без боевого снаряжения и с одним лишь пистолетом в кармане, а эти люди всё же прошли войну, как и сама Ксеномия, и были вооружены автоматами.
-- Почему ты молчишь, жить надоело? -- подошёл второй и взял Мию за подбородок. -- А поразвлечься не хочешь? Ты такая миленькая, мне нравится.
-- Не надо, слыш. Какая-то она больно тихая. Может, больна чем. Давай, отведём её к нашим.
Это действительно оказалась деревня в лесу. В основном её население состояло из таких вот солдат, но тут и там в окнах можно было увидеть лица женщин и детей, интересующихся происходящим... И, кажется, чем-то напуганных.
-- Пожалуйста, уходите, у нас больше ничего не осталось! -- скрипела челюстью старуха на улице. -- Война закончилась и вам здесь не место!
-- Заткнись уже! -- на неё наставил кто-то автомат.
-- Ты меня не затыкай. Убьёшь? Отлично, мой старый рот не будет отбирать у молодых последнюю маковую росинку. Но лучше сам себя убей!
"Видимо, опять, как тогда с учителем Мускари мне стоять и безучастно смотреть, как грехи одних приводят к грехам других и я ничего не могу сделать. Типичное мародёрство, да? Ничего не могу. Не могу сделать людей по-настоящему счастливыми. Не могу вернуть то, что они утратили... Не могу искоренить то, что отдаляет их от людей."
Один из солдат-конвоиров подошёл к, видимо, их главному, жующему сухую травинку у стенки. Последний внимательно посмотрел на Ксеномию и кивнул. По-видимому, это означало одобрение пули в лоб -- для подстраховки. Хотя, может быть, и наоборот, не видят угрозы и решили ничего не предпринимать...
В сторону главаря полетел камень, но не долетел. Потом ещё один -- и попал в ногу. С боевым видом их кидал какой-то маленький мальчик, мать которого уже бежала за ним. Кивок спокойного человека с травинкой -- и мамашу грубо толкнули в грязь, а мальчика схватили за плечо и воткнули ему пистолет в рот.
Какую-то минуту назад безучастная Ксеномия резко подняла руку со своим пистолетом в сторону солдата и крикнула:
-- Стой!
Бойцы посмотрели на неё с удивлением и наставили оружие теперь уже на девушку.
-- Так и знал, что с ней что-то не так!
-- Брось пистолет!
У Мии из глаз текли слёзы и колени дрожали... Как же это знакомо... Она медленно опустила пистолет на землю.
-- Я должна сказать вам спасибо. Кажется, я запуталась и забыла кое-что важное.
Браслет Мии давал ей своё тепло.
"Кто угодно может делать то, что лежит в пределах его сил. Менять мир настолько, насколько позволяют условия."
Положив оружие, девушка распрямлялась. Её глаза резко стали меняться, из потухших и почти уже безжизненных они загорались.
"Я никогда не хотела жить так. Настоящая жизнь -- когда ещё чуть-чуть и всё потеряно. Маленькая ошибка -- и ты не стал для кого-то героем."
Большая часть солдат с удивлением для себя отметила, что не может двигаться. К их лбам... Прилипли какие-то бумажки? Одному солдату прямо в глаз заглядывал улыбающийся одноглазый челик.
Оставшиеся открыли огонь, так как заметили какое-то движение -- но запоздало, это было на удивление... Слишком быстро.
"Сделала всё, что могла -- проиграла. Сделала больше, чем можешь, чтобы с носом оставить таких вот чудил, решивших обижать и убивать других чудил... Преодолела себя..."
Нежный кулачок Ксеномии врезался в нос главаря мятежников, отправляя последнего пробивать головой оконное стекло.
"И вот тогда победила. Это то, чем я всегда хотела заниматься -- побеждать себя!"
***
Тот день, когда Ксеномия, вся в собственной крови вернулась из хемского леса и доложила Хегону о пропущенной деревне и куче связанных хемских солдат (никто из них не пострадал настолько, насколько, можно было видеть, была ранена Мия) становится началом для чего-то нового. В Хегоне развивается отряд "кризисного реагирования", более нацеленный на боевой аспект, чем остальные, хотя и не забывающий про главные добродетели Хегона.
Гуманитарную же помощь Ксеномия пока оставила другим людям.
Алонс Нерисс успешно поступил в новую школу. Когда сестра в Рейме, видятся они довольно часто.