День после фестиваля:
"Как? Пока я развлекалась, одного моего одноклассника чуть не убили, а другого пытались обратить в икигаизм... Ууу, где я была в это время?! Как хорошо, что моя помощь не потребовалась, но если в следующий раз... И это прямо под носом! Как же надо быть настороже!"
***
В день после присяги Ксеномия истово молилась, но её всё равно съедала лютая тревога. Что она наделала? Как можно было настолько потерять бдительность? Да, она увидела некоторые сложности в данной присяге, но это и близко не было достаточно для описания ситуации. Разве не читала она в древних энклессийских книгах, что нельзя клясться? Вообще, никогда?
Теперь она будто меж двух огней. Если императрица или кто-то от её имени потребует от Мии бесчеловечного приказа, то... Страшно подумать, что произойдёт. Нет, браслет вряд ли будет наказывать за невыполнение такого приказа... Мия думала, что нет. Но вот за дачу заведомо ложной клятвы и ввод в заблуждение большого числа людей наказание последует обязательно. Как бы постфактум, но нераскаянное преступление не имеет срока давности.
Нельзя было быть такой беспечной... Мысли о том, что необходимо удержаться в академии и продолжить учёбу полностью лишили её способности рассуждать. А ведь она готовила себя к искушениям -- но пережив первое, самое маленькое, сразу же села в огромную лужу! Надо было попросить исключение и изменить клятву -- так, чтобы устроило и императрицу, и её, Мию. Вряд ли бы вышло, но тогда действие очевидно -- отказаться и уйти из академии. Не факт, что уходом из академии последствия бы ограничились, но это -- было бы правильно. Она нашла бы другой путь. Она бы всё равно справилась и защитила бы дорогих людей. Как-нибудь... А теперь... Что теперь? Как исправить содеянное? Ксеномия лишь молилась, чтобы ей никогда не поступило приказа, который она не сможет выполнить.
Все эти тревожные мысли плавно перешли в тревожный сон. По площади шла толпа огромная людей в цепях, и кандалы громко бряцали в такт друг другу. Мия с ужасом увидела, что среди них идут её мама и брат... На пьедестале стояла императрица и вела речь:
-- Вы все виновны в том, что мои туфли недостаточно блестят! Это вы называете полировкой?! Это плевок в сторону всего императорского дома! Впрочем, у вас есть шанс спастись...
В садах с огромными экзотическими цветами сидела Усами Кёко.
-- Гармония! Это всё потому, что у вас в сердце нет гармонии! Впустите в своё сердце мою гармонию и тогда туфли Её Величества засияют!
Из цветов и из-за цветов, со всех сторон полезли люди, у всех их была огромная улыбка до ушей. Они шатались и говорили, словно зомби:
-- Гырмония! Гырмония! Всем гырмония, бесплатно и даром!
Узники теперь находились в каком-то загоне и ничего не говорили, только жались к стенам клетки. Алик плакал на руках матери.
-- Бесполезно! -- на лице Ринзе читалось безграничное презрение. -- Ксеномия Нерисс, убейте эти ничтожества!
У Мии в руках был автомат, но она отворачивала его в сторону от людей. Внезапно девушка понимает, что на руках у неё два браслета: на левой и на правой. И оба начинают жечь, сильнее и сильнее. Императрица кричит на неё, чтобы она поторапливалась, зомби скандируют "Гырмония", а от браслетов Мия покрывается ярким пламенем и горит...
Ксеномия просыпается от собственного крика и хватается за браслет.
-- Вроде не жжётся... Не жжётся, -- лепечет она в панике. -- Это просто дурной сон... Не будет такого... Не будет... Я криками других учеников перебужу, не надо так...
Прочитав ещё несколько молитв, девушка теперь уже окончательно и без сновидений засыпает.