Как дальше развивалась жизнь Квинта Грелли и как убийственно его сынок Децим отжигал на своих днях студента допишу в четверг-пятницу, потому что иначе суточная смена меня убьет-- Ааауу! -- взвыл пожилой Эсбул Грелли и подскочил на кровати, вцепившись костлявыми, сильными пальцами в боковины. Ввалившиеся глаза на иссохшем лице делали его похожим на мертвеца, и в тусклом свете свечи он был страшен.
Едва ли можно было поверить, что этот маленький, жилистый старичок способен на столь протяжные и могучие вопли. Верно, последние силы оставили его с этим криком, и он вновь упал на подушку, дрожа и подвывая от мучившей его боли. Три его сына -- Гилас, Никанор и Антисий стояли, переминаясь, у ложа больного.
-- Ох, сынки… Помираю.
-- Держись, отец. Врач скоро будет, -- неуверенно произнес Гилас.
-- Врач, кха... Священника зови, священника, дурень! -- вновь завопил старик. Братья переглянулись.
"Бредит"
-- Помилуй, папаша! Откуда священник, в Аксоте-то?
-- Доста-ань! Зятей зови...
Врач явился через полчаса, сопровождаемый Нанной, дочерью Эсбула, и мужем ее Белмонтом. Врач – человек надежный. Помимо познаний в медицине, этот толстоватый, неприглядный человек, обладал всего одним достоинством, но таким, которое очень ценил старик Грелли. Он не задавал лишних вопросов. Всегда невозмутимый, он помогал любому, кто был готов платить, а на вопросы, которые порой любили задать ему блюстители закона, улыбался и скромно говорил: «Врачебная тайна».
С обычным своим спокойствием он прошествовал в комнату Эсбула, выгнал братьев и принялся за дело. Через полчаса он вышел и доложил:
-- Сделал, что мог. Выкачал гной, зашил желудок. Господину Грелли недолго осталось. Все кишки разъело.
Словно в доказательство, он предъявил ведро, в котором плескалось с пару литров кровавого гноя вперемешку с тем, что когда-то было внутренностями Эсбула Грелли. Нанна, зажимая рот, бросилась на улицу, а врач продолжил:
-- Господин пожелал быть в сознании. Я дал ему тройную дозу обезболивающего. Он просит вас к себе. С вас пятьсот сен.
Поспешно сунув врачу деньги, четверо мужчин ринулись в комнату. Старик сидел, прислонившись к стене, и смотрел на них спокойно и властно. Агония, в которой он пребывал последние дни, отступила, и он вновь был тем самым могущественным главой аксотовского отделения Гиризы Эсбулом Грелли, каким его знали сыновья и подчиненные. Человек, умноживший втрое оставленное отцом богатство, укравший больше, чем сотня работяг заработала бы за жизнь, воспитавший трех сыновей и двух дочерей, Эсбул любил жизнь так, что не страшился смерти.
-- Теперь, Гилас, ты будешь главный, -- он снял с руки золотой перстень и передал его старшему сыну. -- Еще прадед мой верховодил в Гиризе! Ни единого раза рук трудом не замарал, все свое забирал у тех, кто недостоин был богатства, как и дед мой, и отец, и сам я. Не посрами предков, Гилас! Грелли сильны умом своим, гордостью, да крепкой семьей – вот где сила наша! Гнилы здешние люди, развращены душой и телом, родства не знают и отцов не чтут – оттого слабы они. Крепко друг друга держитесь – все тогда одолеете. Разврату не предавайтесь, меру во всем блюдите, в женщинах, вине и жадности. Вы, младшие, старшего слушайте. Ты, Белмонт, следи уж за моей Нанной. С такими сыновьями и умру спокойно. Одно жаль – не увижу уж внуков… Попомните слова мои, сынки…
Долго напутствовал их старый Грелли. Отошел он поутру, во сне, спокойно. Похороны справили скромные, среди семьи и друзей.
Четыре года прошло со смерти Эсбула Грелли, а Гилас и Никанор стояли уже у другой могилы. На глубине пары метров под их сапогами самые дерзкие из рода червей уже точили гроб их младшего брата. Они забрали его тело из грязной, отвратительной таверны, где под визги местных шлюх и громкую брань хозяина окончил свою жизнь в пьяной драке Антисий Грелли. Холодный ветер швырял из стороны в сторону опавшие листья и заставлял дрожать мужчин в легких плащах, но оба были рады, что буйство стихии скрашивало их неловкое молчание.
-- Н-да. Не уследили, -- наконец промолвил Никанор.
-- Отец был бы в ярости.
-- На нас или на него?
Вновь молчание. Поежившись, Гилас сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:
-- Это он меня подставил. Дурно подумают.
-- О покойнике дурно…
-- А покойник о нас хоть раз подумал? Он задолжал на двадцать тысяч. Придется потрошить общак из-за этого мерзавца. А Белмонт, этот волк в овечьей шкуре, спит и видит, как бы меня подсидеть. Какие он речи произносит, когда думает, что я не слышу!
-- Может его… того? Он-то конечно родич… Да только не родня.
-- И не думай! – Гилас схватил брата за плечо и взгляд его стал стальным. – Скольких ты уже сгубил, Никанор?
-- У мертвецов красть удобнее, -- осклабился брат.
-- Помнишь, что отец говорил? Не доведет безудержное душегубство до добра. Ты и на стороне кормишься, я знаю. Бросай это дело, брат. Я и сам не боюсь омыть руки в крови, но ты перегибаешь палку. На тебя и наши уже косо смотрят.
-- Не переломлюсь, небось, от их взглядов.
Никанор отвернулся от брата и устремил взгляд на город. Тысячи людей копошились там, каждый занятый чем-то, что полагал необычайно важным. Они были отвратительны, и все же – полезны. Тяжелый дух денег насквозь пропитал этот муравейник. Бери – не хочу! Бери деньги, бери женщин, бери чужую свободу, бери чужую жизнь – все, все для тебя! Жизнь столь же проста, сколь омерзительна. Была бы у них одна глотка на всех, он бы ее перерезал. Никанор уважал брата, уважал семью и уважал те идеи, которые кулаком и словом вбивал в него Эсбул. Женился он рано, невесту ему, как и Гиласу, выбрал отец. Примерный семьянин, лояльный подчиненный, он не был таким прямо распущенным, как Антисий, но злобная жадность уже пустила в нем первые, пока незаметные ростки. Наверное, в этих смутных, тяжелых думах, порожденных словами Гиласа, в нем могла бы пробудиться совесть, но он не знал такого слова.
-- Если со мной что случится, позаботься о моей жене и детях. – сказав так, Гилас пошел прочь.
«Вот он, настоящий Грелли»
Никанор вдруг почувствовал расположение к брату. У него и самого жена должна была вскоре разрешиться от бремени. Он снова взглянул на свежую могилу Антисия Грелли, увенчанную простым каменным надгробием, совершенно блеклую в сравнении с бронзовой плитой, означавшей место упокоения его славного отца рядом.
«Каждому воздалось по делам его. Когда-нибудь наши дети схоронят Гиласа и меня, и – какие слова они произнесут над нашими могилами?..»
Рождение долгожданного наследника не принесло покоя дому Никанора Грелли, напротив, глава семейства с каждым днем становился все более раздражительным, импульсивным, и, казалось, порой и самому себе не отдавал отчета в своих действиях. Семейный быт тяготил его. Его раздражал постоянный плач ребенка, который, по его словам «вопил, точно его заживо потрошат» -- о, Грелли точно знал, как кричит человек, чьи кишки выпали наружу, и он точно не хотел просыпаться от таких звуков еженощно. Его раздражала жена, некогда привлекательная, пышнотелая женщина незаметно превратилась в вечно недовольную, плаксивую и утратившую всякую привлекательность бабу. Она винила его в том, что его дурной нрав и тяжелая рука сделали ее такой, а он злился от этих слов еще сильней и хлестал ее уже не ладонью, а бичом, который в то время уже считалось зазорным применять даже к рабам. Поколотив в очередной раз жену, распаленный и злой, он направлялся в публичный дом. Пьянства он строго избегал, памятуя о смерти Антисия и боясь потерять свои силу и ловкость, столь важные в его деле. Зато он обнаружил страсть к дурманящему порошку. Порой он принимал его даже перед тем, как пойти на дело, а когда брат уличил его, клятвенно уверял, что это «только для остроты зрения». Гилас тогда поколотил его, приказал связать и неделю держал его в логове под надзором. Это было унизительно, и хоть Никанор признавал правоту брата, он продолжил употреблять наркотик.
Падая с каждым днем все ниже, он пришел к предсказуемому финалу -- попался. Это был заказ от богатого купца на своего брата, делившего с ним семейный бизнес. Все выглядело просто – Никанор явился в дом купца с бутылью доброго вина, представился рабу-дворецкому деловым партнером его хозяина и когда тот, сонный и растрепанный, несмотря на поздний час, вышел к нему в гостиную, насмерть забил тщедушного купчика тяжелой бутылью. Года три назад он бы, вероятно, придумал бы что-то более утонченное, нежели разбить жертве темя толстым дном бутылки, но сейчас ему не хотелось усложнять. Звук расколовшейся кости при первом ударе, вульгарное хлюпанье мозга на втором – это почти возбуждало его, но еще много раз Никанор будет слышать эти звуки в своих ночных кошмарах.
Он покинул дом через окно – и оказался в недружелюбных объятиях городской стражи. Его заказчик скалил мелкие, гнилые от сахара зубы из-за плеч блюстителей закона, изображал крайнее волнение и патетически указывал на дом своего брата, восклицая о своих переживаниях за его судьбу.
Гилас сделал все, чтобы вытащить брата. Были подкуплены свидетель и судья, в суде утверждалось, что купец сам напал на гостя, оскорбившись на резкое словцо, нашлась никому не известная шлюшка, упорно стоявшая на том, что погибший имел ужасно буйный нрав и распускал руки по первому поводу, обвинитель, дрожа со страху от осознания, с кем связался, не явился в зал суда, заперевшись в особняке в компании десятка охранников. Итог – превышение пределов самообороны и четыре года заключения.
Огромные затраты на судебную кампанию уничтожили репутацию Гиласа Грелли, а утрата самого надежного и одновременно наиболее устрашающего сподвижника сделали его очень уязвимым. Не прошло и пары лет с момента злополучной тяжбы, как он был найден мертвым в своей постели. Его жена и дети бесследно исчезли. Новым главарем был почти единодушно избран Белмонт.
Никанор вышел из неволи поздоровевшим, помолодевшим. Густая черная борода, широкие плечи, прежние сила и плавность в движениях, вернувшийся к глазам блеск – да, его друзья позаботились, чтобы заключение прошло с максимально возможным комфортом. Не обнаружив никого в своем доме, он легкомысленно подумал, что семья его ушла по делам или переехала, и отправился к своим подельникам.
Встретили его тепло, даже обрадовано, но на расспросы его вяло и неохотно, с мучительной неловкостью. Услышав о брате, о шурине, и о том, что жена его после смерти державшего над ней надзор Гиласа продала детей и поступила на содержание к старому торгашу, Никанор удалился ото всех и долгое время молчал. Обхватив голову руками и уперев взгляд в пол, он прокручивал в голове все те события, которые привели его к этой точке. Мертвецов не вернуть. Зато живые – в его власти.
Он ушел и две недели от него никто не слышал вестей. На третью неделю члены Гиризы прочитали новость об убийстве пожилого торговца и его сожительницы в Ловирге. Оба найдены с перерезанными глотками, все ценности похищены. Убийцу ищут по всему городу. Они понимающе переглянулись.
Еще неделю спустя он появляется на пороге дома сестры. Радостный крик Нанны и протянутые для объятий руки встречены ударом ножа в живот.
-- Как могла ты делить ложе с тем, кто убил твоего брата, сестра? – тихо спросил он, но в ответ получил лишь невнятный стон. Добив женщину, Никанор остался ждать хозяина.
Белмонт был опытным вором, и его чувство опасности было столь же безошибочно, как чутье на слабость. Тишина сразу насторожила его, и он потянулся к рукояти меча, но Никанор был быстрее. Бросившись на оппонента сзади, он свалил его на пол, заламывая руки, не давая обнажить клинок. Грелли был крупнее, быстрее и опытнее Белмонта, и немая борьба длилась недолго. Вскоре он сидел на своем враге верхом и сыпал наркотик ему на лицо. Порошок сыпался нескончаемым потоком, в кисете была доза, которой хватило бы нескольким десяткам человек. Невольно глотая и вдыхая наркотик, Белмонт задыхался. Пена шла у него изо рта, глотка горела от едкого вещества, он беспомощно сучил непослушными руками в попытке достать противника. Сознание быстро оставило его, но агония закончилась не так скоро, как хотелось бы.
Никанор собрал лишний порошок и кинул кисет на стол. Вручив убитому в руку нож, он шумно и тяжело вздохнул. Эти убийства не вызвали в нем того радостного возбуждения, ощущения своей вседозволенности, каким он наслаждался в юности, но и ни намека на печаль или чувство вины он не испытал.
«Наверно, таким и должен быть хороший убийца. Делаешь, что должен, и больше ничего. Долго до меня доходило»
На следующий день было решено отдать главенство Брану, мужу Аделисии, младшей дочери Эсбула Грелли. Бран – человек очень неприметный. Держится этот щуплый мужчина всегда скромно, на лице его вечно вежливая полуулыбка, но умные, ясные глаза выдают хитрый нрав. Он богат – богаче всех прочих в этой ячейке, но живет в бедно обставленном одноэтажном доме. Бран любит сами деньги, а не то, что можно на них купить, потому-то они и идут к нему.
Что склонило других к этому человеку – богатство, трезвый рассудок, все еще живое среди них почтение к семье Эсбула, живое, несмотря на глупую кончину Антисия, безумные расходы Гиласа и его собственные своенравие и агрессию, Никанор не знал и не хотел знать. К его вчерашней выходке отнеслись с пониманием, многие – даже с уважением, но теперь о первенстве не следовало и мечтать. Нескоро они перестанут опасливо коситься на него, нескоро имя Грелли будет вновь вызывать в первую очередь уважение, а не страх.
Вскоре Никанор женился снова, невестой ему стала Миранда, дочь Джалгара. Старый знакомый семьи Грелли, Джалгар вступил в организацию в тот же год, когда главенство принял Эсбул Грелли и, будучи человеком талантливым, скоро возвысился. Обращаясь к Никанору не иначе, как «господин Грелли», он уже через день после убийства Белмонта полез к нему со своей идеей:
-- Понимаете, какое дело, господин Грелли… Есть у меня дочь, девятнадцать лет уже, а все в девках. Вот, господин Грелли, все никак не сыщу ей мужа. А у вас так удачно с женой случилось… ой, неудачно, то есть. Ну, вы понимаете, к чему я клоню, да?
Родовая гордость подсказывала, что как последнему носителю фамилии, Грелли нужен был наследник, а в этом городе шалав обделать подходящий брак было непросто. Потенциальный тесть не особенно нравился ему: пусть он был состоятелен и неглуп, Никанор всегда считал его человеком ненадежным и незначительным, но все же это был свой человек, и подобной возможности могло более не представиться. Обдумывая это, Грелли произнес:
-- Ты и приданого для дочери не пожалеешь, должно быть.
-- О, разумеется, господин Грелли! Вы приходите сегодня на ужин, я ее вам представлю…
Миранду Никанор нашел девушкой хозяйственной, воспитанной и даже довольно недурной собою, а потому уже через месяц оформили брак. Молодожены арендовали солидный дом и Никанор так инструктировал жену:
-- Я слышал, ты из образованных, это хорошо, но работать ты не будешь. Ни одна женщина в моей семье не работала. Рабов я не держу, поскольку не терплю в доме чужаков. Хозяйство – на тебе.
-- Хорошо.
-- Порой мне придется уходить неожиданно и надолго. Куда и зачем – не твое дело.
-- Поняла.
-- Неповиновения я не потерплю. Отец рассказывал тебе, чем закончила моя прошлая жена?
-- Нет.
-- Пожалуй, тебе лучше и не знать. Бабье счастье в неведении, -- Никанор чуть смягчился. – Ладно, расслабься. Осталась основная твоя обязанность…
Он хлопнул ее по ягодицам и повел в спальню.
После года совместной жизни, Никанор понял, что может рассказывать жене вообще все – та была нема, как могила. Сама же она почти никогда не обращалась к нему, и трудно было сказать, что за вообще за мысли таятся в ней. Всякий раз, когда Никанор глядел в темные глаза жены, он гадал: что она к нему чувствует? Страх? Уважение? Безразличие? Она была непроницаема. Порой эта женщина пугала его. Бывало, ночью она просыпалась и расхаживала по дому со свечей в руке, а днем часами сидела недвижно в кресле, устремив взгляд в окно, в котором могла увидеть разве что неизменный двор с глухой стеной красного кирпича да растущим посреди одиноким ясенем. Единственным, о чем Миранда просила его и что, казалось, было единственным ей небезразличным, были книги. По ее просьбе Никанор ввез в дом небольшую библиотеку.
«Читает все, читает… Свои-то мысли есть у нее, или только книжные?» -- порой снисходительно думал он, но на самом деле был рад, что у него такая культурная, образованная жена.
Через два года после свадьбы, Миранда родила ему сына. Мальчика нарекли Квинтом.
К шести годам в мальчике уже безошибочно проглядывали отцовские черты. Густые черные волосы, низко посаженные брови, широкая челюсть – он казался уменьшенной копией отца.
«Да, сильна кровь Грелли» -- удовлетворенно думал Никанор, но что-то в сыне настораживало его. Спокойный, тихий, слишком тихий для своего возраста, мальчик будто впитал тишину мрачных залов этого дома, где обитали порознь его молчаливая мать и суровый отец. От матери он рано выучился читать и много времени проводил среди книг, брал то одну, то другую, словно ища чего-то, а чего -- сам не знал. Матери он был утомителен, он чувствовал это, и большую часть дня слонялся из комнаты в комнату. Во двор выходить он не любил: соседские дети были крупнее и старше его, и Квинт часто бывал ими бит или же становился жертвой какой-нибудь шутки.
«Надо браться за парня. Мать его ничему хорошему не научит»
С этого момента отец начал всерьез готовить Квинта к его безальтернативному будущему. Заметив, что с другими детьми сын не общается, Никанор начал брать его с собой в Гиризу. Мальчик сидел рядом с ним, слушал разговоры преступников и понимал: они боятся отца. С самим Квинтом они вели себя заискивающе, называя его в лицо молодым мистером Грелли, а за спиной тихо переговаривались: пойдет ли в отца? в деда? не разболтает ли чего? не выжил ли из ума Грелли-старший? Возвращаясь домой, отец спрашивал его: что он слышал? Каким он находит того или другого человека? Отец посмеивался над ответами Квинта, а потом становился серьезным и терпеливо объяснял, сколь дурны и лживы люди, что это еще далеко не худшие из них, что такое деньги, как они добываются и как можно их заполучить себе. Раньше Никанор часто рассказывал сыну истории о ловких и удачливых героях, которые надували и обкрадывали «плохих» людей, по мере взросления Квинта эти сказки превратились в рассказы о действительных деяниях Гиласа, Эсбула и других, давно ушедших Грелли. Представление о смерти Квинт получил рано: отец брал его на прогулки к могилам родственников.
-- Отец, я тоже – умру? И ты умрешь? И мама?..
-- Да, все умрут. Такова жизнь, что все проходит. Знаешь… важно, то, как ты умрешь. Как будешь жить. Вот, смотри, -- Никанор подвел сына к могиле Эсбула Грелли. – Здесь покоится твой дед. Он не боялся смерти, потому что жизнь прожил славную. Ты, сын, живи по чести, по гордости. Гордостью славны Грелли.
Квинт еще не вполне понимал слов отца, но у него уже рождалось понимание, что они с отцом лучше, выше других людей. Никанор же день за днем продолжал внушать сыну те идеи, которые ему завещал отец. В двенадцать лет он прямо объяснил сыну, в чем состоит его ремесло и сказал, что и его обучит всему. Квинт был в восторге. Наконец-то он научится добывать деньги! Он-то покажет всем этим жирным, тупым богачам. Наконец-то его будут воспринимать как равного, нет, его будут бояться, как отца.
Энтузиазм сына радовал Никанора, хоть ему и приходилось вновь и вновь повторять, сколь важен в таком деле холодный и здравый рассудок. По крайней мере, его опасения, что сын вырастет медлительным и безразличным, не подтвердились. Порой подросток бывал чрезмерно молчалив, порой любил углубиться в чтение, но это Никанор списывал на отсутствие общения со сверстниками.
За эти годы Миранда родила еще двоих детей, умерших еще в младенчестве. Последние роды подорвали ее слабое здоровье, и она скончалась, когда Квинту было тринадцать лет. Это не слишком потрясло его, последние семь лет он воспитывался одним отцом, а мать воспринимал как темную, далекую фигуру из далекого прошлого. Смерть ее прошла так же незаметно, как и жизнь, только новые морщины проступили на лбу Никанора, когда он впервые за многие годы лег в пустую постель.
На первое настоящее дело Квинт отправился, не достигнув еще шестнадцати. Отец указал ему цель: богатый дом на окраине.
-- Слушай внимательно. Хозяина не будет. Слуги спят во флигеле. Охранник – стар и ленив, обвести его несложно. Два этажа, кабинет и спальня – на втором. Чердак не запирают. Не подведи меня.
-- Я сделаю, отец.
-- Будь осторожен.
Хлопнув сына по плечу, Грелли-старший растворился в ночи. Квинт нервно облизал губы. Все было просто на словах, но представляя, как он будет лезть в чужой дом, рыться там, точно суетный зверь барсук роет землю в поисках червей и набивать свои карманы, подросток медлил. В этом было что-то нереальное. И какая ночь! Душная, безлунная, она наложила нерушимую печать молчания на окраины Аксота. Распугавшая трусливых обывателей, она благоволила Квинту. Отец говорил ему, что слабые души боятся ночи, потому что боятся тишины. Днем они копошатся под лучами безрассудного в своей щедрости солнца, растворяясь в суете жизни, а когда остаются в тишине и темноте, невольно смотрят внутрь, видят собственную гнилую сущность и пугаются ее. И, сознавая свою слабость, боятся того, что может прийти из темноты. Иногда – не зря боятся.
Подняться наверх было нетрудно. Вскрыть замки – чуть сложнее. Унять дыхание и подрагивающие руки – совсем не просто, но он справился. Квинт готов был уходить, но голос отца, доносящийся с первого этажа, изменил его планы.
-- Квинт, спускайся.
Его дыхание перехватило от волнения, но, напустив на себя решимость, он спустился в холл. Свет был зажжен, отец стоял в центре просторного зала, держа нож у горла старика-сторожа. Тот хрипел, бешено вращал глазами и был жалок в сравнении с грозным отцом. Броня и меч выглядели нелепо вместе с его веснушками, плешью и жидкой бороденкой.
-- Убей его, Квинт, -- отец толкнул старика в сторону подростка. Не одобряя, должно быть, такой затеи, тот зарычал, точно зверь и бросился на Грелли-старшего с мечом. Его широкие, предсказуемые взмахи не имели и шанса поразить Никанора. Спарировав первые два удара, Грелли ударил старика кулаком в челюсть, свалив его навзничь. Три желтых зуба упали на дорогой ковер, запачкав его кровью.
-- Тебе не сладить со мной старик. Зачем домашней псине рычать на старого волка, когда ей и волчонок не по зубам? Зубам, хех.
Все продолжая рычать, старик поднялся и рванулся к Квинту. Занесенный меч, выцветшие глаза навыкате, брызжущая изо рта кровавая слюна, с точки зрения Никанора он был смешон, но Квинту было не смешно. Он зажмурился, испуганный, но тренированное тело искупило секундную слабость рассудка. Пригнувшись, он ступил навстречу старику, вскинув вверх правую руку с кинжалом, а когда открыл глаза, увидел недвижно лежащего врага с дырой в горле. Ярко-алая жидкость пульсирующим фонтанчиком била из нее, и Квинту это понравилось.
-- Молодец, -- отец подошел к нему. – Многие осудили бы меня за эту идейку, но я решил, что тебе нужно было это почувствовать. Первый раз – он трудный самый. Дальше легче пойдет. Первый раз всегда трудно. Неизвестно еще, кого труднее убить, атакующего или беззащитного. Некоторые еще такую чушь в голове несут… будто не вправе они жизнь забрать. Мать твоя всякое читала, в книжках тех это так и эдак обрисовывали. А я скажу – человек человеку волк, и пусть они все не хуже нашего в главной сути своей человеческой, а только каждый из них готов бы ближнего своего прирезать, да кишка тонка. Слабосердечие свое такой за доброту выдает. А кто книги пишет, те о мире послушных скотов вместо людей мечтают, а сами будут скотов этих стричь да бить. Вот и внушают – не смей убивать, не смей воровать, а сами и есть самое гнусное ворье… Ладно, нам пора. Думаю, сегодня ты заслужил небольшой праздник. Покажу тебе одно недурное место.
Недурным местом был бордель, и это был действительно лучший из борделей в этом городе борделей. Хозяйка вышла им навстречу с подобострастным поклоном.
-- Честь принять вас, господин Грелли, редкий гость, но всегда желанный! Оч-чаровательный молодой человек – ваш сын, верно? Ох, разумеется, точная ваша копия! Ну-с, кого желают господа?
Она тараторила без умолку, это было неприятно Квинту и смущало его. Отец же, с вельможным видом, отвечал повелительно:
-- Веди всех.
Через минуту перед Квинтом предстало с пару десятков представительниц древнейшей из профессий, и, не имея ровно никакого опыта в обращении с противоположным полом, тот слегка оробел, но ободряющее присутствие отца и еще бурлящая после уже свершенных этой ночью подвигов сделали свое дело. Он приосанился, с презрительной усмешкой, усвоенной от Грелли-старшего, прошелся взглядом по орчицам, прищурился, точно с недоверием, оглядывая стройные, воздушные фигуры эльфиек, и, наконец, остановив выбор на молодой, лет семнадцати-осьмнадцати, девушке, глухо вымолвил:
-- Она.
-- Мм, отличный выбор, юный господин! Вам – туда, -- хозяйка указала рукой на одну из множества совершенно одинаковых дверей. – Желаете вина или еще чего-то?
Квинт бросил взгляд на отца. Тот всегда запрещал ему пить и часто говорил о разрушительности и порочности любви к спиртному, но сейчас в ответ на его немой вопрос лишь слегка склонил голову – поступай, мол, как знаешь, с этого дня я более не решаю всего за тебя.
-- Да… немного… не дурно будет.
-- Сделаем! А что же вы, господин?
-- А у меня – траур по жене, -- решительно отрезал Никанор. На самом-то деле года траура было бы более чем достаточно, но Грелли, в возрасте под пятьдесят, был уже бессилен, и не желал обнаружить это перед сыном. Круто развернувшись, он вышел и направился в кабак.
С тех пор, как умерла жена, Никанор начал часто притрагиваться к выпивке. Нередко он сидел в трактире до поздней ночи, возвращаясь домой уже едва способным сохранять равновесие. Рухнув в одежде на кровать, он в такие дни засыпал мгновенно, и спал без видений. Обычно же его сон был беспокоен. От смутных кошмаров он просыпался среди ночи, долго бродил, и когда ложился снова, все повторялось. Он сильно осунулся и стремительно седел, сама статная фигура его согнулась и ссохлась.
Никанор умер, когда его сын только начинал собственную карьеру, три года прошло с того дня, когда он гордо вывел его перед всеми, представив полноправным членом организации и поведав о его удачном дебюте. Четыре дня Грелли-старший не покидал постели, и в конце своей агонии, казалось, совершенно обезумел:
-- Они идут! Они идут за мной! Помоги, Квинт! Помоги отцу! – кричал он в бешенстве. В глазах его был неподдельный страх. Вцепившись в рукав сына, он бормотал:
-- Они идут… Хотят забрать меня с собой… Я не дамся! Я ничего не должен! Пустите, черти!!!
Квинт не отходил от отца день и ночь, растревожил всех врачей в городе, но Никанор никого не подпускал к себе. Квинт, совершенно истощенный бдением, с каждым днем все больше пугался непонятных ему тогда слов отца и однажды, вырвавшись из хватки родителя, в панике выбежал из комнаты, захлопнув дверь. Он так и уснул на пороге, а когда проснулся, Никанор Грелли был уже мертв.
Схоронив отца, Квинт запил. Слухи о его ночных похождениях ходили самые нелестные. В Гиризе поговаривали, что он грозил ножом родичам мэра, подстрекал в пьяных беседах к разбойничеству, убивал наутро женщин, с которыми спал. Скоро эти рассказы обросли совсем фантастическими деталями, будто он пожирал сердца своих жертв или покупал рабов, чтобы собрать из них армию террористов. Одни говорили, что отец его был демоном, а в сыне его таких демонов будет с полдюжины, другие – что мать его была колдуньей и ее злая душа вселилась сперва в мужа, а после – в сына, третьи – что он просто распустившийся и отчаявшийся со смерти родителя мальчишка, который скоро окажется на виселице. Так бы оно, скорее всего и оказалось бы, не вмешайся в жизнь племянника сам Бран. Поймав его, как обычно, вусмерть пьяного, люди Брана отправили Квинта на поклон к дядьке. День тяжелейшего похмелья, неделя воспитательных бесед, и месяц домашнего ареста – таким оказался путь Квинта Грелли в новую жизнь. Опрятный, выбритый и трезвый, этот молодой человек двадцати лет сейчас уверенно держал путь к кладбищу клана Грелли, не узнавая недавних собутыльников и неузнанный ими. Взобравшись на могильный холм, Квинт легонько похлопал по черному надгробию отца:
-- Покойся с миром, Никанор Грелли.
За последний год кладбище приобрело запущенный вид. Аделисия, его тетка, редко посещала могилы братьев и отца, а Бран избегал этого вовсе, говоря, что воспоминания о покойниках заставляют его самого помышлять о неизбежности своей гибели. Квинт навел здесь порядок. Погода была хороша: сумрачная, но теплая и сухая; оставшиеся после схода снега прошлогодние листья бодро разлетались под размеренными взмахами метлы, а Квинт, смутно припоминавший кошмары прошедшего года, был расположен философски. Чувство вины, гнетущее его поначалу, отступало, а при взгляде на могилы он дерзко подумывал:
«Много ли я хуже их?»
Квинт корил себя за такие мысли по отношению к почтенным предкам, но беседы с теткою давали для них основания. Он точно знал о темных пятнах на репутации своего отца и дядьев и подозревал, что и другие его предки имели в своей истории не самые удачные моменты.
Грелли осмотрел результат своих трудов и нашел его вполне недурным. Он еще долго прохаживался за городом, наслаждаясь погожим днем, а в Гиризе уже только и судачили о том, что молодой Грелли снова в деле.
К товарищам Квинт явился с самым невозмутимым видом, решительно воссел на место, которое раньше занимал его отец, всяческие вопросы о своих бурных похождениях отвергал с негодованием, а за дела принялся столь рьяно, и столь был успешен поначалу, что несколько месяцев остальные не делали вовсе ничего, только кутили на добытые им деньги. Со временем пыл его поутих, а удача начала капризничать, но положение его было уже крепким. Квинт выкупил старый отцовский дом, Бран и Аделисия сосватали ему Рианну, дочь Коретта, весьма уважаемого в Гиризе афериста и бывшего пирата. Жизнь наладилась, но на душе у Квинта было неспокойно.
Жена принесла Квинту Грелли шестерых детей. Первый сын его родился мертвым, после с перерывом в год родились дочери Никия и Астория, еще пару лет спустя -- долгожданный наследник, нареченный Децимом, и еще через три года – близняшки Эвета и Эвлия. Таким образом свое тридцатилетие Квинт Грелли встретил гордым отцом четырех дочерей, за которых он будет проклинать судьбу, и сына, в котором он души не чаял. Дом его превратился в ужасный балаган и Квинт с тоской вспоминал торжественную тишину, царившую здесь при его отце. Грелли вновь пристрастился к выпивке, спасаясь в тавернах от домашней суеты. Домой возвращался он в дурном расположении духа и там колотил жену, дурно, по его мнению, влияющую на детей.
Рианна была женщиной независимого нрава и хоть она, признавая главенство мужа и зная его крутой нрав, на словах подчинялась беспрекословно, не упускала случая сделать по-своему. Квинт бранился, бил ее, раз, когда она без его ведома решила пустить деньги в оборот на бирже и прогорела, распродал все ее украшения, а Рианна слушала, потупив взгляд, каялась, а полгода спустя снова начинала своевольничать и все повторялось заново.
«Тьфу, вот уж действительно – дочь пирата!»
И все же она уважала мужа и страшилась его гнева, и когда речь заходила о «деле», Квинт мог на нее положиться.
Те принципы, которые завещал ему отец, Квинт пытался взрастить и в сыне, хоть и не торопился посвящать его в дело. Каждый раз, ступая на улицы Аксота, наблюдая дешевых шлюх и их опустившихся клиентов, любителей веселящих средств, бессмысленно хихикающих в грязных закоулках, тупые и сонные лица стражи, Квинт передергивался от отвращения и все же понимал, что является такой же частью этого города, как и все они. Легкие деньги, быстрые удовольствия, подпитываемое кровью убитых им чувство вседозволенности развратили его. Квинт давно перестал считать убитых им, он знал, что число таковых давно перевалило за сотню и многие подельники побаиваются его, как боялись и его отца. Он вспоминал Никанора, Гиласа, Эсбула, видел, что каждый следующий в династии Грелли более кровожаден и свиреп, чем предшественник, и одновременно с тем более порочен, пользуется меньшим уважением, и не желал, чтобы в эту закономерность вошел и Децим. Он сам дал детям начальное образование, а когда старшие его дочери подросли, отдал их в академию. Возможно, туда он определил бы и сына, но сложилось иначе.
Квинт сидел в библиотеке, когда вошла жена и серьезно объявила:
-- Никия беременна.
-- Чего?! Ты уверена?
-- Я шестерых детей выносила, мне ли ошибиться?
-- Срок?
-- Около месяца.
-- Сейчас я с ней разберусь.
Ворвавшись в комнату дочери, Квинт, схватил ее за волосы и, нанося ей удары оставшимся от отца бичом, вопрошал:
-- Кто?! Кто он, этот подлец?!
Она кричала, вырывалась, молила о пощаде, на ее вопли сбежались остальные члены семьи, но Квинт был неумолим. Он вырвал признание меньше, чем за пять минут: отцом был ее одногруппник Дигор, безродный клоп, сын портового грузчика и шлюхи, который оставался в академии исключительно благодаря природным дарованиям в магии. Квинт смахнул пот со лба.
-- Какой позор. Стой смирно, -- он поднял дочь за волосы, смотря ей в широко распахнутые, мокрые от слез глаза. Тело ее обмякло, она едва держалась на ногах. Хорошенько размахнувшись, Квинт ударил ее кулаком в живот. Еще. Еще. Кровавый сгусток с хлюпаньем приземлился на пол.
-- Пусть это послужит вам уроком! – прикрикнул он на младших дочерей. -- А ты – убери это.
После этого случая, Квинт твердо решил, что его сын не будет учиться в этом рассаднике порока, и отправил его обучаться в Дэтмор. Дигор таинственно исчез.
Квинт ГреллиХарактеристики:Сила - 10
Ловкость - 40
Восприятие - 35
Выносливость - 20
Интеллект - 30
Воля - 5
Навыки:
Одноручное оружиеМеткость: +0.7 к меткости за каждую единицу ловкостиВор: +5 к ловкости; персонаж получает возможность воровать (ловкость против восприятия)
Взломщик: +5 к интеллекту и ловкости; персонаж получает возможность взламывать замки (ловкость + интеллект)
Убийца: нападение на ничего не подозревающего персонажа, не прошедшего проверку, (ловкость против восприятия) убивает его
Гириза
4 к хитрости за каждую единицу ловкости
+1 к скрытности за каждую единицу интеллекта
Во время не агрессивных действий скрытность увеличена в 2 раза
Членство в Гиризе, доступ в логово местной ячейки, навыки Вор и Взломщик
✧ Разведчик ✧ Персонаж автоматически проводит разведку местности, узнает о скрытых местах локации, способен обнаружить ловушки, засаду, скрытые предметы
✧ Влиятельные друзья ✧ При поимке персонаж получает возможность избежать наказания за совершённое преступление
Ассасин
Умение Убийца
Атаки со спины наносят 5-кратный урон
Возможность наносить критический урон
Персонаж способен притвориться мёртвым
+1 к скрытности за каждую единицу интеллекта
+0.5 к восприятию за каждую единицу интеллекта
Ловкость увеличена в 2 раза (либо расовый бонус ловкости)
✧ Скрытый удар ✧ Ассасин атакует противника вне боя или во время диалога, цель не прошедшая проверку (уклонение против точности) умирает, в противном случае получает 5-кратный урон (х2)
✧ Эксперт по ядам ✧ Ассасин получает возможность изготавливать яды, противоядия, определять яды, которыми отравили союзников, покрывать ядом своё оружие; +25% к здоровьюИнвентарь: меч-трость, кинжал, засапожный нож, лук ханкю, стрелы, яды, деньги, всякие мелочи в изобилии хранятся дома и в логове.
Децим ГреллиХарактеристики:Сила - 10
Ловкость - 40
Восприятие - 40
Выносливость - 15
Интеллект - 30
Воля - 5
Огнестрельное оружие
Пробивает броню противника
Возможность наносить критический урон
+0.5 к меткости за каждую единицу восприятия при использовании огнестрельного оружия
✧ Снайпер ✧ Выстрел в ничего не подозревающего противника убивает его, а в случае наличия умений защищающих от незаметных атак, наносит урон равный 50% от максимального здоровья и оглушает (х2)Гириза
4 к хитрости за каждую единицу ловкости
+1 к скрытности за каждую единицу интеллекта
Во время не агрессивных действий скрытность увеличена в 2 раза
Членство в Гиризе, доступ в логово местной ячейки, навыки Вор и Взломщик
✧ Сонный порошок ✧ Персонаж использует порошок, усыпляющий противника (сила порошка против выносливости противника); можно использовать на расстоянии не более 10 клеток, в бою действует в течении 3 ходов (перезарядка: 2 хода)Ассасин
Умение Убийца
Атаки со спины наносят 5-кратный урон
Возможность наносить критический урон
Персонаж способен притвориться мёртвым
+1 к скрытности за каждую единицу интеллекта
+0.5 к восприятию за каждую единицу интеллекта
Ловкость увеличена в 2 раза (либо расовый бонус ловкости)
✧ Скрытность ✧ Ассасин получает возможность скрыться из виду во время боя; скрытность действует в течении 5 ходов; площадные атаки лишают скрытности; совершая агрессивные действия ассасин выдаёт себя
✧ Эксперт по ловушкам ✧ Персонаж способен устанавливать ловушки, наносящие урон равный его интеллекту*3 и накладывающие на противника негативные эффекты; на установку ловушки в бою тратится ход, противники не видят куда установлена ловушка, если не обладают соответствующими умениям; персонаж способен обнаруживать ловушки (перезарядка: 1 хода)
Инвентарь: шпага, кинжал, мушкет, порошок
Часовой пояс GMT +4, время: